Собственно, никаких полей больше нет. Всюду, куда ни кинь взгляд, простирается безбрежное месиво жидкой грязи. Посевов нет — они уничтожены.
Дуванис со вздохом проводит рукой по щеке, размазывая по ней бурые подтеки, и тут же впервые оглядывается на своего спасителя…
ВСТРЕЧА БЕЗБОЖНИКА С БОГОМ
Посреди размытого ливнем поля, прямо в луже, стоит грязный, растрепанный и мокрый парень, с лицом каким-то взболтанным и поглупевшим от беспредельного изумления. А в трех шагах от парня, в той же просторной луже, задумчиво расхаживает взад-вперед высокий широкоплечий старец в длиннополой голубой мантии, густо усыпанной невиданно крупными бриллиантами. Смуглое выразительное лицо могучего старца обрамлено влажными прядями белых волос, на грудь спадает окладистая белая борода. Низ великолепной мантии сильно запачкан грязью и волочится по луже, а при каждом повороте старца полы мантии расходятся и приоткрывают большие, облепленные бурой глиной ступни в ременных сандалиях… Старец, кажется, забыл о присутствии парня. Он очень внимательно и с глубокой серьезностью обозревает погибшие поля, причем лицо его все более и более омрачается…
Придя немного в себя после первого потрясения, Дуванис подходит к старцу, почтительно прокашливается и произносит сдавленным голосом:
— Простите, ведеор… Но вы… вы… кто же вы, собственно, такой?
Старец тотчас же оборачивается к парню, и на его хмуром лице появляется добродушная улыбка.
— Я? Я бог единый, повелитель вселенной! — говорит он неимоверно густым, приятно рокочущим басом.
Дуванису показалось, что он ослышался.
— Как вы сказали, ведеор? — переспрашивает он, ободренный улыбкой удивительного старца.
— Я сказал, что я бог! — повторяет старец, откровенно наслаждаясь изумлением молодого человека.
— Это, что же, фамилия у вас такая, да? — продолжает выпытывать Дуванис, не будучи в силах поверить в прямой смысл услышанного ответа.
— Зачем фамилия! Я просто бог, — с бесконечным благодушием рокочет старец. — Иначе меня еще называют всевышним, вседержителем неба и земли, царем небесным, создателем и повелителем вселенной и так далее… Но сокращенно я называюсь богом единым.
— Но ведь вы это несерьезно! Ведь этого не может быть! — восклицает Дуванис, начиная подозревать, что старец его разыгрывает.
— Почему же не может быть?! — искренне удивляется бог. — Все может быть, дорогой мой юноша, а бог в особенности. Люди так много толкуют о боге, столько сил на него тратят, как же ему не быть после этого! К тому же ведь бог всемогущий, значит, он может даже быть… Кстати, ты веришь в бога?
— Вот еще! Конечно, не верю! — ни секунды не колеблясь, отрезает Дуванис.
— Молодец! Честное слово, молодец! — смеется старец. — Хвалю за смелость!.. Но тем не менее я все же бог, и твое неверие, дорогой мой юноша, ничего не может поделать с этим фактом… Однако, я тебе открылся, а ты до сих пор не отдал долг вежливости. Как тебя-то зовут?
Дуванис хитро глянул на старца и, укрепляясь все более в своем подозрении, что это всего лишь какая-то странная игра, решил убедить бородатого насмешника, что он, Дуванис, не какой-нибудь легковерный деревенский простачок, и тем самым сразу разоблачить его. Поэтому на вопрос старца он ответил так:
— Вы утверждаете, ведеор, что вы бог, а сами спрашиваете, как меня зовут. Это не вяжется. Если вы бог, вы должны знать все!
Сейчас старичище в мантии сконфузится и признает себя побежденным! Дуванис доволен собой и готов насладиться своей блестящей и быстрой победой. Но старец и не думает конфузиться. Напротив, он по-прежнему самоуверен, он веселится, он громоподобно хохочет и сквозь смех гремит своим удивительным басом:
— Остер! Ох и остер!.. Нет, ты мне положительно нравишься, милый юноша!.. Ведь как отбрил! Сам должен знать, коли бог!.. Правильно, правильно! И трудно что-либо возразить!..
Потом, насмеявшись, спокойно поясняет:
— Всеведение, друг мой, действительно один из признаков, которым люди в силу невоздержанности своей наделяют бога. Но всеведение абсурдно по сути своей, оно невозможно. Даже если бы существовал настоящий бог, создатель и повелитель вселенной, он не мог бы быть всеведущим! А я… впрочем, позже, позже! Это слишком долго объяснять. Бери пока на веру, милый юноша. Да, я бог, но вместо немыслимого всеведения я обладаю лишь неким себяведением, то есть знанием своей собственной сущности. А в остальном я, пожалуй, даже менее сведущ, чем любой, из людей. Вот пока и все. А теперь не упрямься и скажи, как тебя зовут!
— Хорошо, ведеор бог. Меня зовут Дуванис Фроск. Я работаю слесарем на заводе Куркиса Браска в Марабране.
— Куркиса Браска? Знаю, знаю! — Бог нахмурился, словно вспомнил о чем-то неприятном, но тут же отогнал досадную мысль, и чело его снова разгладилось. — Очень мило, очень приятно… Ты, Дуванис, первый человек, с которым мне довелось познакомиться. Надеюсь, что именно поэтому мы останемся с тобой друзьями, несмотря на твое столь решительное отрицание моей скромной особы. Отрицать, голубчик, всегда легче, чем докапываться до самых корней истины. Ты не согласен со мной?…
— Не знаю… Мне все это непонятно, ведеор. Называете себя богом… Да и вообще, будь вы какой ни на есть бог, разве вы стали бы со мной разговаривать так запросто?
— А почему бы и нет?
— Ну как же! Ваш сынок — если вы, конечно, в самом деле бог — ваш сынок, гросс сардунский, не стал бы со мной так вот разговаривать и шутить. Я ведь коммунист и безбожник, а сын божий, что сидит в Гроссерии, только и мечтает о том, как бы всех коммунистов вывести под корень… Вот почему я и теперь еще думаю, что вы скорей всего не бог, а так только, прикидываетесь богом или просто шутите надо мной…
— Нисколько я не шучу. Какие тут могут быть шутки?! Я сам, голубчик, не меньше твоего озадачен своим собственным возникновением на этой несчастной равнине… А простота моя вполне естественна. Ведь вся моя сущность, милый ты мой Дуванис, проста, как репа. Любой человек, хотя бы и ты например, в тысячу раз сложнее меня. Я и образовался-то каких-нибудь четверть часа тому назад, во время грозы…
— Ну, хватит мутить! — прерывает Дуванис бога, озаренный неожиданной догадкой. — Вы, ведеор, настолько же бог, насколько я гросс сардунский! Теперь мне все понятно! Вы заодно с теми киношниками, что устроились вон там на холме снимать молебен! Сознайтесь, что я угадал!
— Какие киношники? Где? — недоумевает бог.
— А вон там, на холме, с машиной! До сих пор еще не уехали!
