По поверхности зеркала опять пробежала тень, мелькнула непонятная надпись "LUCAS FILM". Потом в глубине стекла отразилось мужское лицо. Мужчина вырезал себе глаз. Наконец, он его вынул — но внутри пустой глазницы пылал какой-то бесовский красный огонь.
— Это, — зашелестел губами Нострадамус, — демон, ищущий убить молодого принца. Я много раз видел это. Если я правильно постиг смысл надписания, сопровождающего сие, имя ему — Терминатор, что есть имя некоего римского бога, вернее же сказать — могущественного злого духа, именуемого также Терминус…
Потом по зеркалу прокатилась волна ряби, и в углу засветились три буквы — «HTB». Под буквой «Т» мерцала зелёная точка. Появилось красивое женское лицо, шевелящее губами. Потом картинка сменилась, возникли какие-то горы, человек в зелёной повязке поднял железную трубу, и из неё вырвался огонь. Снова появилась женщина с шевелящимися губами, и всё погасло.
В призрачном свете магического зеркала лицо Екатерины было освещено, как при полной луне. Нострадамус искоса взглянул на госпожу и повелительницу, и с удивлением понял, что она улыбается: в уголках губ затаились тени.
Медичи мгновенно поймала его взгляд. Она сделала вид, что ничего не заметила — но её лицо тут же застыло.
На этот раз зеркало показало пышный трон, на котором сидел укутанный в непонятные одежды толстый человек. Над ним был укреплён какой-то герб, Нострадамусу незнакомый. Вокруг толпились люди, разряженные ещё более пёстро и нелепо. Прямо к трону шел человек, одетый в чёрное. Внезапно он выхватил кинжал и бросился к толстяку. Изображение снова подёрнулось туманом.
Вдруг Екатерина засмеялась и хлопнула в ладоши.
— Зажги огонь, достопочтенный мэтр! — приказала она. — Меня больше не интересует твоя машина.
Мэтр, не смея ослушаться, снова затеплил плошку. Зеркало тотчас угасло, как будто подёрнулось пылью.
— Я удовлетворена, достопочтенный мэтр, — Екатерина Медичи даже не пыталась скрыть облегчения, — и благодарю тебя за то, что я увидела. Прими небольшой подарок для пополнения твоей редкостной коллекции диковин, — с этими словами госпожа одним ловким движением руки достала небольшой кожаный мешочек и бросила его на стол перед зеркалом. В мешочке глухо звякнули монеты.
Но мэтр не потянулся к золоту. Он смотрел, не отрываясь, на Екатерину, и в его глазах было недоумение.
— Госпожа, — наконец, выдавил он их себя, — вы разочарованы, но ведь я предупреждал вас, госпожа, что вы можете не увидеть своего собственного будущего. Я не управляю зеркалом, и иногда приходится ждать очень долго, прежде чем оно покажет нечто, имеющее отношение к нашему времени. Однако, у меня есть некие записи и свидетельства…
— Нет, нет, достопочтенный мэтр, меня всё это больше не интересует, — проворковала Медичи, — и я уже сказала тебе, что вполне удовлетворена.
Нострадамус ещё раз испытующе глянул на Екатерину, и вдруг внезапо упал на колени.
— Умоляю, — он протянул к Екатерине худые руки, — вы что-то постигли… объясните мне, госпожа!..
Екатерина прикрыла глаза.
— Кажется, — наконец сказала она, — ты и в самом деле стремишься к тайным знаниям. Но ты ищешь их среди призраков. То, что показывает зеркало… всё это ложь, пустые выдумки, и ничего более. Это ворота из слоновой кости, пропускающие только сны и грёзы. Я знаю это точно, достопочтенный мэтр, хотя и не обучалась тайным наукам. Но я знаю людей, мэтр. Этого достаточно.
Нострадамус с недоумением воззрился на Екатерину. На её лице было написано злое торжество.
— Хорошо, я объясню тебе, — наконец, сказала Екатерина. — Величайшая наука, которая только существует на свете — это познание человеческой души по внешним её проявлениям. Те, кто не достаточно искушены в этой великой науке, не способны удержать в руках власть. Правитель, не способный прочитать на лице приближённого его подлинных помыслов, не живёт долго…
Екатерина слегка нахмурилась — и тут же её лицо вновь окаменело.
— Так знай же мэтр, что существа, видимые в твоём зеркале, всего лишь притворяются. Они не делают того, что изображают, но только лицедействуют, как актёры. Я видела это так же ясно, как я вижу тебя перед собой.
Мэтр с недоумением взглянул на Екатерину. Та повела бровью:
— Помнишь ли ты человека, которого ты именовал величайшим тираном? Но я-то хорошо знаю, какова тираническая душа, и как она являет себя в людях любого звания. Тот человек был совершенно безобиден, он всего лишь играл тирана. Или — тот, с выпученными глазами. Его глаза вылезали из орбит, он корчился, но ему на самом деле не было больно. Я очень хорошо знаю, как именно искажается лицо человека, ощущающего столь сильную боль, но тот человек в зеркале только изображал страдание. Или целующаяся пара. Они целовались, как возлюбленные — но я видела, что ни он, ни она, не любят друг друга. Или женщина с буквами HTB — такого лживого лица я не видела даже у своих служанок, а они все воровки… Я не знаю, что она говорила, знаю только, что она лгала. Впрочем, такое случается часто, — Екатерина помолчала, — но самой забавной была последняя сцена в этом странном спектакле. Государь, сидевший на троне. Всё, что там было, было неправильным. Его герб не имеет смысла, как будто составитель не знал основ геральдики. Однако, я не исключаю, что в будущем законы сложения символов могли бы измениться. Но есть вещи, которые не меняются. Человек на троне не чувствовал себя правителем, пусть даже правителем самого маленького королевства. Он сидел на месте правителя, как сидят на лавке в дешёвой пивной! Вокруг трона стояла стража — и она была расставлена совершенно нелепо. Никто из этих смешно одетых людей с мечами не мог бы достаточно быстро заслонить собой своего государя. Уж в этом-то я разбираюсь, поверь мне. Но и убийца, напавший на него, был тоже смешон. Кто же вытаскивает кинжал на полпути? Всё это — балаган, мой дорогой мэтр, это всего лишь балаган.
— Но… — Нострадамус замялся, пытаясь возразить достаточно почтительно, чтобы не задеть вспыльчивую гостью, — но… волшебство… эти фигуры в зеркале… это не дело человеческих рук!
— Возможно, — равнодушно сказала Екатерина, — но меня это больше не занимает. Может быть, зеркало отражает игры ангелов, а может быть — шутки демонов. Возможно даже, что эти образы действительно исходят из будущего, кто знает? Я не сведуща в тайных науках, чтобы выносить суждение о столь возвышенных предметах. Я знаю только одно — это лицедейство. Мне этого достаточно. Благодарю тебя, достопочтенный мэтр, за доставленное удовольствие.
Когда Екатерина уже садилась в экипаж, ей послышался тонкий, еле слышный звон разбитого стекла.