— Но ни в Хараппе, ни в Мохенджо-Даро мы не находили университета с полумиллионной библиотекой.
— Ив первый же день, когда мы вошли в здание, мы установили значение нескольких слов, — добавил Селим.
— Но с тех пор вы больше не нашли ни одного слова. Вы с уверенностью можете сказать, что знаете общее значение отдельных слов, но ведь у вас несколько различных интерпретаций для каждого элемента слова.
— Но это только начало, — не сдавался фон Олмхорст. — У нас есть первое слово, как слово «царь» у Гротефенда. Я собираюсь прочитать хотя бы часть этих книг, если даже мне придется посвятить этому весь остаток своей жизни. И скорее всего так оно и будет.
— Как я понимаю, вы отказались от мысли уехать на «Сирано»? — спросила Марта. — Вы остаетесь здесь?
Старик кивнул головой.
— Я не могу уехать. Впереди слишком много открытий. Старому псу придется выучить много новых хитрых вещей, но отныне моя работа здесь-.
Латтимер был изумлен.
— Как, такой знаток, такой специалист, как вы! — воскликнул он. — Неужели вы хотите зачеркнуть все, чего достигли в хеттологии, и начать все снова здесь, на Марсе? Марта, если вы подбили его на это безумное решение, то вы просто преступница!
— Никто меня ни на что не подбивал, — резко сказал фон Олмхорст. — Не знаю, какого черта вы здесь говорите об отказе от всех достижений в хеттологии. Все, что я знаю об империи хеттов, было опубликовано и доступно каждому. Хеттологию постигла та же участь, что и египтологию: она перестала быть исследовательской, превратившись в кабинетную науку и чистую историю, а не археологию. Я же не кабинетный ученый и не историк. Я раскопщик, полевой исследователь, высококвалифицированный и искусный гробокопатель. А на этой планете столько раскопочной работы, что не хватит и сотни жизней. Глупо было бы думать, что я могу повернуться спиной ко всему этому и продолжать царапать примечания к книгам о хеттских царях.
— Но как хеттолог, вы могли бы на Земле получить все, что вы хотите. Ведь десятки университетов скорее согласились бы иметь вас, чем прославленную победоносную футбольную команду. Но нет! Вам этого мало, вы должны быть главным действующим лицом и в марсологии тоже, вы, конечно, не можете упустить такую возможность! — Латтимер с грохотом отодвинул стул, резко поднялся и почти выбежал из-за стола.
Марта сидела, не смея поднять глаз на товарищей. У нее было такое чувство, что на них вылили ушат грязи. Тони Латтимер, конечно, мечтал, чтобы Селим уехал на «Сирано». Марсология новая наука. И если Селим войдет в нее с самого начала, он принесет с собой славу знаменитого ученого. Главная роль, которую Латтимер уготовил себе, механически перейдет Олмхорсту. Слова Айвна Фитцджеральда звучали в ушах Марты: <Тони хочет стать крупной фигурой, а когда ты рассчитываешь на это, трудно примириться с мыслью, что кто-то может быть крупнее>. Теперь ей стало понятно презрительное отношение Латтимера к ее работе. Он не был убежден, что она никогда не сможет прочитать марсианской письменности. Напротив, он боялся, что она прочтет их в один прекрасный день.
Айвну Фитцджеральду, наконец, удалось выявить бактерию, которая вызвала заболевание девушки по имени Финчли. Он легко смог поставить диагноз. После тяжелой лихорадки больная начала медленно поправляться. Никто больше не заболел. Но Фитцджеральд так и не мог понять, откуда взялась бактерия.
В университете нашли глобус, сделанный, по-видимому, в то время, когда город был морским портом. Они установили, что город назывался Кукан или как-то иначе — словом, с тем же соотношением гласных и согласных.
Сразу же после этого открытия Сид Чемберлен и Глория Стэндиш начали давать телепередачи из Кукана, а Хаберт Пенроуз включил это название в свои официальные отчеты. Они нашли, кроме того, марсианский календарь. Год делился на более или менее равные месяцы, и один из них назывался Дома. Еще один месяц назывался Нор. Это слово входило в заглавие найденного Мартой научного журнала.
Зоолог Билл Чандлер все глубже и глубже забирался на морское дно Сиртиса. В четырехстах милях от Кукана и на пятнадцать тысяч футов ниже его уровня он подстрелил птицу, вернее, нечто, напоминающее нашу птицу. Она была с крыльями, но почти совсем без перьев. Это существо было скорее ползающим, чем летающим, если судить по общепринятой классификации. Билл с Фитцджеральдом очистили ее от редких перьев, сняли кожу, а затем расчленили туловище, отделяя мышцу за мышцей. Около трех четвертей тела занимали легкие. «Птица», несомненно, дышала воздухом, содержащим по крайней мере половину количества кислорода, необходимого для поддержания человеческой жизни, и раз в пять больше, чем его было в атмосфере вокруг Кукана.
Это открытие несколько ослабило интерес к археологии, но вызвало новый взрыв энтузиазма. Вся наличная авиация, состоящая из четырех геликоптеров и трех бескрылых разведывательных истребителей, была брошена на тщательное обследование бывшего глубокого морского дна.
«Биологическая» молодежь находилась все время в состоянии крайнего возбуждения и делала все новые и новые открытия во время каждого полета.
Университет был предоставлен археологам — Селиму, Марте и Тони. Последний совсем замкнулся и работал один. Научные сотрудники и военные из Космической службы, которые вначале помогали им, теперь совершали полеты на дно Сиртиса, чтобы выяснить, сколько там скопилось кислорода и какая жизнь там могла сохраниться.
Иногда заглядывала Сахико. Большую часть времени она помогала Фитцджеральду препарировать образцы. У них уже было пять или шесть экземпляров птиц и несколько рептилий. Еще раньше на дне Сиртиса Билл Чандлер нашел плотоядное млекопитающее с птичьими когтями размером с кошку. Самыми крупными образцами оказались животные, очень похожие на «кабана» со стенных росписей в большой Дарнхульве, и олень с рогом посреди лба, по виду близкий к газели.
Сенсацию вызвала находка одним из отрядов в морской впадине, лежащей на тридцать тысяч футов ниже Кукана, вполне пригодного для жизни человека воздуха. Все сняли маски. У одного из участников появились признаки легкой одышки, и его на руках с криками «ура» отнесли к врачу. Остальные же чувствовали себя превосходно. Теперь все заговорили о планете как о возможном месте обитания человечества. Но вскоре Тони Латтимер неожиданно вновь возродил интерес к прошлому Марса как среди членов экспедиции, так и у населения Земли.
Марта и Селим работали в музее на втором этаже, они стирали въевшуюся пыль со стеклянных ящиков, витрин, экспонатов и рельефных надписей. Тони обследовал так называемые административные помещения в другом крыле здания. Вдруг из мезонина ворвался в комнату молодой лейтенант и, почти задыхаясь от возбуждения, крикнул:
