— Чтобы это услышать — стоило сразиться со всей гвардией!
В дверях чеченец столкнулся с Азембеком.
— Казбек, прости меня за все! Ты настоящий джигит!
— За сестру прощаю тебя — она счастлива с Мишелем. А за Карагеза не прощу! Мальчишка, такого коня погубил!
Азембек подошел к сестре.
— Салам алейкум, Кученей! Помоги с деньгами.
— Снова проигрался?
— Нет, женился.
— Я слышала от Казбека о твоих подвигах. Ты хоть сказал ей, что уже имеешь жену на Кавказе?
— Да, наутро. Люба только просила не отсылать ее в горы.
— Вот это тебе и нужно. Жена здесь, чтобы не давала проматывать деньги.
— Я хочу показаться с Любой на балу у Грибоедовых. Ты научи ее кавказским танцам и вообще нашим обычаям.
— Приводи ее к нам. Так сколько тебе надо?
После ухода Азембека Мишель вышел из кабинета и обнял жену.
— Хорошо, что не пришлось воевать у себя в доме. А ведь все началось с того, что повеса-поручик похитил черкесскую княжну и отказался вернуть отцу, который мог ее зарезать или продать.
— А потом Пестель расписал нас. И ты отправился мирить с русскими моего жениха Хаджи-Мурада, а через него вышел на самого Шамиля.
— Теперь Шамиль — республиканец и правитель Кавказа, я — полковник, а ты — моя Катенька!
* * *
— Кадет Мацумаэ, к директору!
Узкоглазый мальчик в кадетском мундире спокойно шел к директорскому кабинету. Товарищи вполголоса поддерживали его:
— Сашка! Мацумаэ! Держись! Ты — герой!
Директор испытующе взглянул на ученика:
— Кадет Мацумаэ! Куда это вы вчера самовольно отлучились и где изволили быть во время возмущения?
— Простите, господин генерал-майор, но честь запрещает мне об этом говорить. Скажу одно: я не посещал непотребных мест и общался лишь с достойными людьми, которых выдать не могу, ибо тогда мне останется только лишить себя жизни.
Неподвижное желтое лицо, сжатые губы. Такой и впрямь может совершить харакири.
— Мне известно, сколь щепетильны вы, японцы, в вопросах чести. Что ж, будем считать, что тот китайчонок на баррикадах — не вы, а китаец с мечом — не ваш слуга. Тем более, что за вас ходатайствует сам адмирал Бестужев. А за самовольную отлучку — дежурство вне очереди.
— Есть дежурство вне очереди!
* * *
В доме Грибоедова на Торговой открылся кавказский бал. Парадные черкески, патроны с золотыми цепочками в газырях, кинжалы с золотой и серебряной насечкой. Кавказские платья, покрывала, ожерелья и мониста у дам. Очки хозяина не казались нелепыми в сочетании с черкеской. Шрам на лице и изуродованные пальцы Вазир-Мухтара напоминали о том дне, когда он с немногими людьми вырвался из разгромленного посольства. Дорого обошлась тогда шаху русская кровь. Пришлось отдать не только подписной алмаз, но и завоеванный еще Петром Гилян. Рядом стояла обворожительная Нино Чавчавадзе. Муж ее был не только чиновен, но и богат. Доходы Закавказской компании позволяли многое.
Собрались умнейшие и талантливейшие люди всех народностей. Марлинский непринужденно беседовал с Мирзой Фатали Ахундовым, Лермонтов и его друг Аким Шан-Гирей — с Хачатуром Абовяном. Ашот Мирзоян шнырял повсюду и вполголоса обсуждал биржевые дела с потратившимися в столице джигитами. Пестель разговаривал с своими горцами и кубанцами, гордо игнорируя лейб-кавказцев. Те пользовались исключительным успехом у знатных дам и вовсю похвалялись недавними подвигами. Майор Мартынов расхаживал с двумя огромными кинжалами и распускал сплетни. Люба Атажукова успела перезнакомиться с несколькими грузинскими княжнами.
В новой красной черкеске с черными отворотами гордо ходил среди знати Казбек Малсагов. Вслед ему шипели: «Абрек! Нищий бунтарь! Послать бы его в Сибирь охотиться на медведей!». Он не оставался в долгу:
— Много награбили в слободе, джигиты? Или всю добычу растеряли, когда ускакали от черниговцев? Хороший обычай появился: князьям жениться на работницах.
Марлинский и Одоевский жали руку чеченцу, Шан-Гирей хвалил за отвагу.
Бал начался с пляски детей. Искандер танцевал с маленькой Нино Грибоедовой. Потом подростки исполнили танец Шамиля. Молитвенные поклоны переросли в самую огненную лезгинку. Лучше всех плясали Кази-Магомед и Сандро Грибоедов.
Заиграли лезгинку для взрослых. Казбек вызвал Кученей. Носки его ударяли в паркет, спущенные рукава черкески взлетали крыльями орла. А она плыла белой лебедью, плавно взмахивая рукавами. Все понимавший Мишель танцевал с Эмилией Верзилиной, женой Шан-Гирея. А сплетни о том, кто чей любовник, уже ползли змеями. Воинам и их подругам не было до того дела. Что могут понимать сплетники в любви мужчины и женщины, верности жены, благородстве джигита?
Плясали хоровод — уджд. Казбек и Мишель держали под руки Кученей, Мишель и Шан-Гирей — Эмили. В середину вышел Джамалуддин Шамилев. В руках у него было по три кинжала, в зубах — еще два, на них, воротами — еще трое. Не уронив ни одного кинжала, плясал он, вызывая всеобщий восторг.
После танца Казбек подошел к Мартынову и зловеще произнес:
— Скажи-ка, гадина, сколько тебе дадено? Я узнал тебя, Мартын ряженый!
Майор внутренне сжался, потом громко заявил:
— Господа, новый анекдот! Оказывается я, майор Мартынов — агитатор Мартын с Литейного. Ну, какой из меня литейщик? Руки мои чистые, а мозоли — только от сабли.
— Руки можно вымазать и отмыть. Только твою черную душу ничем не отмоешь. Я не стану убивать гостя в доме хозяина. Но в рабочих слободах не появляйся ни в каком обличье. И в Америку лучше не езжай.
Послышался ропот: «Да что он себе позволяет, этот нищий чеченец?!». Кученей подняла руку и громко заговорила:
— Воины Кавказа! Вы думаете, если дамы от вас в восторге, то вы совершили что-то славное? А на рабочих окраинах вас презирают, зовут не иначе, как абреками и палачами! Честь Кавказа спас на баррикадах один джигит — Казбек Малсагов! Если вы хотите заслужить настоящую славу — бросайте этот Петербург и поезжайте в Америку с Пестелем, защищать Мексику от янки!
Все бурно зааплодировали. Князь Орбелиани первым вызвался ехать в Калифорнию. Его поддержали Азембек, Кази-Магомед и многие другие лейб-кавказцы. Только Мартынов тихо исчез и не появлялся на людях до самого отбытия Американского корпуса.
* * *
Столица успокоилась. Арестованных понемногу выпустили. Петро Кармалюк в том же году поступил в университет. Розенберг скрылся в Финляндии, потом за границей. Внутреннюю народную стражу хотели вовсе распустить, но учли заслуги дворянской и гостиной сотен. Командующим стражей поставили произведенного в генералы Фролова. Бакунин и Каховский ушли в подполье. И никто больше не слышал о Мартыне с Литейного.
