— Это вы Большой? — засомневался Артём. Уж больно резкое несоответствие наблюдалось между его собственным представлением об облике ходока в Ад и тем зрелищем, что предстало его глазам. Правда, по крайней мере, было понятно, почему он называл себя Большим. Рослый и тучный, весил он явно за сотню; на тупой поросячьей ряхе живыми казались только маленькие кабаньи глазки, с крохотными желтыми точками, мерцающими между сонных тяжелых век, практически лишенных ресниц. Лет ему было, на первый взгляд, далеко за тридцать.
— Ну я, — сказал Большой, обдав посетителя густой смесью перегара и крепкого дыма. В одной лапе он держал тлеющую тонюсенькую сигару бледно-салатного оттенка, в другой — поразительно красивый кубок чудовищной емкости. — Чего надо?
— Вы Сицкого знаете? — спросил Артём, присаживаясь на травку и закуривая, по примеру хозяина.
Большой отрицательно мотнул мордой и присосался к посудине.
— Исчезла девушка, — сказал Артём. — Я иду по следу. Один из оккультистов, прежде сотрудничавших с МВД, сказал мне, что искать ее нужно в Аду.
Большой слушал без интереса, рыская взглядом за перемещениями обнаженных купальщиц.
— Все? — спросил он, когда Артём закончил.
— Ну, в общем-то, да.
— Слыхал я про какого-то князя, балующегося мистикой, — сказал Большой. — Может, это и есть твой Сицкий?
— Вполне возможно, — сказал Артём. — Фамилия Сицких из окружения Кобылиных, больше известных под именем Романовых…
— Больсой, — послышалось из-за спины. — Мой сыбка обизен.
Артём обернулся и увидел корейца, смиренно прижимавшего к груди конус своего головного убора.
— Чего такое? — спросил Большой, накидывая на коротышку тягучую смолу пьяного взгляда.
— Мой обизен, — почтительно и настойчиво гнул свое Тигр. — Этот звонил, — он мотнул подбородком на Артёма. — Мой спрасывал, сяво надо. А ён дразнисся. Разресы, ево пряник набью. Мозна?
— Низя, — ответил хозяин, скрывая усмешку. — Ничего тебе низя, Тигр. Ты у нас нелегал, а гражданин с милицией дружбу водит. Так что иди, родной, займись служебными делами. И впредь на клиентов не ябедничай; клиент, он, знаешь ли, всегда прав — пора бы усвоить. Шуруй, говорю!
Печальный кореец осторожно водрузил на голову свое азиатское канотье и побрел в сторону флигеля.
— Ты зачем Тигра обидел? — заворчал Большой, когда коротышка скрылся таки за углом. — Заруби себе на носу, гражданин хороший, моих работников только мне дразнить разрешено! В следующий раз остерегись — мы его недаром Тигром зовем.
Артём с беспечностью признанного бойца окинул взглядом Большого и мордоворота, подпирающего могучим плечом хрупкую колонну беседки.
— Учту, — сказал почти весело. — Но, вообще-то, у меня за плечами полный курс Степанова…
— А у меня — Кадочникова, — нехотя, но с намеком обронил мордоворот. — И три года спецназа.
Большой отхлебнул из своего кубка, поставил его на огромный поднос, пестрящий блюдцами и тарелочками с закуской, выловил пальцами солидный ломоть янтарного балыка и запихнул в рот.
— Короче, — сказал, прожевавшись. — Что ты от меня хочешь?
— До меня дошли слухи, будто есть человек, путешествующий в Ад. И что этот человек — вы, — пояснил Артём. — Исчезновение девушки напрямую связывается с ее мужем. Если вы сумеете вернуть ее в наш мир, мой клиент сумеет отблагодарить за эту услугу.
— Все? — спросил Большой. Артём молча пожал плечами. — Завтра в полдень, вместе с клиентом, — жестко сказал Большой и, открыв кран бочонка, стоявшего рядом с подносом, принялся наполнять изрядно опустевший кубок.
Артём понял, что аудиенция закончена и с ним прощаются по-английски. Мордоворот проводил его к автомобилю, жалостливо ютившемуся по соседству с «БМВ» и «Феррари». Два огромных стиляги-добермана, бдительно несущие службу по обеим сторонам «автостоянки», разочарованно следили за ускользающей добычей добрыми коричневыми глазами…
Родной город принял своего блудного сына в любящие объятия, поприветствовал автомобильными сигналами, ухарским трезвоном трамваев и дружеским подмигиванием светофоров. В два без пяти Артём припарковал свою «лайбу» возле евдокимовского подъезда. Евдокимов ожидал его в компании Штокмана. Андрей был пьян и почти спокоен, а Николай трезв и весьма возбужден.
— Что это вы за интриги плетете, Артём Геннадьевич?! — взвизгнул он при виде входящего компаньона. — Уж от кого от кого, а от вас подобного прохиндейства я никак не мог ожидать! Я кручусь, как белка в ходовом механизме Христофора Бонифатьевича, а вы мне палки в колеса вставляете! Да еще и осмеливаетесь угрожать! Это как понимать-с?
— Слушай, Николай, — бесцеремонно оборвал его Артём, — ты лучше умолкни, пока не поздно! Насколько я понимаю, тебя наняли защищать интересы нашего общего клиента. А десяток потенциальных шантажистов, автоматически возникающих в результате подготовленного тобой сговора свидетелей, с интересами Андрея ничего общего не имеет! Так что попридержи свой гонор при себе и без согласования со мной новых комбинаций затевать не смей! Усвоил?
— Ты кого учишь, мент! — взвился Штокман. — С твоим интеллектом ты даже на конкурсе идиотов займешь место не выше второго! Дело безнадежное на сто десять процентов! Безнадёга! Нам главное — время выиграть, обналичить капитал, обратить в твердую валюту и проводить Андрюшу — свободного и богатого — в страны дальнего зарубежья. Это все, что я могу для него сделать! А там пускай шантажируют, если осмелятся! Артём бросил взгляд на обмякшее лицо Андрея, упал в кресло и закурил.
— Безнадежных дел не бывает, — сказал он и выпустил струю дыма в сторону Штокмана. — Бывают плохие сыщики. И бессовестные адвокаты. Ты аферист, Николаша, но я — ас. Никуда Андрею бежать не придется. Во всяком случае, пока. Завтра у нас важное рандеву. Деньги готовы?
Андрей молча бросил на столик две банкноты. Артём аккуратно уложил их в сумочку на поясе, застегнул молнию.
— Расписку получишь завтра в десять утра. Будь готов к серьезным переговорам, дружок, и постарайся больше не пить. А ты, Николаша, до завтрашнего вечера свои происки прекрати. И без моего ведома больше не комбинируй, иначе я с тобой по-другому поговорю!
Дел у него сегодня было вполне достаточно: следовало купить билет Гуселетову и отправить его в дорогу, заказать столик в «Петровском зале» и созвониться с Ольгой. А главное — пообедать, у него с половины восьмого утра маковой росинки во рту не бывало.
Гуселетов прибыл вовремя, да и странно было бы, если б он пропустил сладостный момент получения мзды. Побритый, подстриженный, надушенный относительно дорогим одеколоном, он вполне мог бы сойти за благопристойного грузчика или дворника, если бы не изжеванная, издрызганная обувка — такую даже на помойку выносят, стыдливо обертывая газетой. Пришлось наскоро пробежаться по привокзальным киоскам, в результате чего Пал Палыч обзавелся парой недорогих, но приличных кроссовок, спортивным костюмом китайского производства, турецким мылом, болгарской зубной пастой, американской щеткой и французским «Жилеттом». Все это было аккуратно уложено во вместительный дерматиновый чемоданчик, вместе с пищевыми продуктами.
