Перечитал. Поставил в ленту.
Больше на Япете, как и следовало ожидать, ничего не происходило.
Я сходил на перекур с программерами, а когда вернулся, Катя сказала, что меня искал Ван Шульц.
Прибегает. Первый зам главного, тихий такой веснушчатый кролик в очках, перспективный юноша. Но сейчас рыжая морда перекошена, терморегуляторы набекрень, извилистая лента в руках:
– Чья инфа про саммит?
– Ну, моя, – говорю.
– Как ты ее писал?!
– Обыкновенно. Копи-став.
– Откуда взял, спрашиваю?
– Уже не помню, оно во всех лентах есть. А что не так?
– В каком порядке у тебя планеты перечислены?! Что это такое: Меркурий, Венера, Земля, Марс…
– Как всегда, от Солнца.
– При чем тут Солнце?
– Я думал, при чем… А как надо?
Стонет:
– Меркурий же открыто поддержал Рудную агрессию… Венера – да, перспективный партнер. А Землю ставим на первое место! Всегда, запомни, тра-ди-ционно! Это же Земля, колыбель человечества. Внешние миры в произвольном порядке, хоть по алфавиту, но на Европе-то, не забудь, скрывается Вечеровский, и они его не сдают, сволочи… А Марс в нынешней ситуации вообще лучше не упоминать.
– Как это?
– Ладно, только в самом конце. Ненавязчиво.
Я выдернул перфокарту, скомкал, переделал. Запустил. С завистью проследил за Катиными пальчиками: она уже нарубила, наверное, штук тридцать межпланетных новостей. И тут снова подлетает Ван Шульц:
– Ты издеваешься?!
– Нет. А что?
– Где у тебя Япет?
– На букву «Я» – перед Марсом.
– И на что ты намекаешь таким образом?! Не говоря уже о естественном патриотизме… Япет – сразу после Земли. Хотя подожди… Оберон!!!
– Там база межпланетного терроризма?
– Там головной офис наших спонсоров!.. хотя ты ж недавно с Земли, толку объяснять. Встань, сам поправлю. Набирают на портал клинических идиотов…
За местную новость мне выписали два рубля по гонорарной сетке.
Межпланетные идут по три.
Межпланетный компромисс № 2
(Портал «Цветущий Япет», август 1973)
ВЕРХОМ НА ЛЕДЯНОЙ ВОЛНЕ. Полигон экстремального спорта «Япет 1», излюбленное место отдыха передовой молодежи нашего молодого мира, сегодня отмечает свое пятилетие. Именно здесь вчерашние покорители дикой недружелюбной планеты находят место для выплеска адреналина в условиях сегодняшнего, комфортного и благоустроенного Япета. Местная сборная по экстремальным видам спорта холодных миров в прошлом году заняла четвертое место среди юниоров на Межпланетной спартакиаде категории «В», и это, уверен, не последнее достижение наших молодых спортсменов. Среди героев ледяного полигона есть и прославленные звезды: Х. О’Брайан, Х. Сведенбрект, Ю. Лапаулли, Й. Костицкий. Подает надежды молодой спортсмен В. Сидоров. Впереди у юноши еще много побед, но главное – он готов в любую минуту проверить себя, закаляя характер для будущих испытаний, которые готовит для нашей молодежи неизведанный Открытый Космос.
Полигон экстремалов на Япете – злачное и гиблое место. Ветер сдувает с ног, в лед повмерзали груды мусора. Единственный каскад ледяных волн похож на бюст пожилой марсианской проститутки, перенесшей оспу. Страховочное ограждение давно съела коррозия, медпункта нет уже года три. Мне рассказывали, что шею здесь кто-нибудь ломает буквально каждый день, но пишут алкогольное отравление, а то бы полигон давно прикрыли.
Выпивка, кстати, дешевая.
Решил я сделать юбилейный репортаж. На открытом льду пробыть больше пяти минут невозможно: заглянул в ближайшее заведение, их тут штук семь-восемь, все непотребные, зато тепло. Взял согреться и разговорился с Васькой Сидоровым.
С Васькой мы познакомились пару месяцев назад, в буфете при Доме литераторов Япета. Он, конечно, никакой не литератор, охмурял местную поэтессу. Нас представили, Сидоров встает из-за столика, выпрямляется и смотрит мне в глаза по горизонтали, удивленно. И не задал традиционного вопроса про мой рост, чем и запомнился.
– Катаешься? – спрашиваю.
Говорит гордо:
– А то!
– Сколько спусков?
Васька выпил и признался:
– Типа сегодня первый.
После четвертой банки рассказал. С профессиональными заездами на полигоне давно дохляк, все приличные экстремалы летают кататься на Европу – там и современные волны, и тотализатор, и хорошие деньги. А в нашей дыре ставят на новичка. Вылетит новенький за страховочную ограду или не вылетит. Никакой ограды, конечно, нет, линия обозначена консервными жестянками, вмороженными в лед.
– Ты псих, – говорю. – Или полный идиот. Ставить на тебя?
– А то! Знаешь, какие там бабки?
Я подошел к бармену, сделал ставку. Вернулся к Ваське, и мы продолжили. К нам присоединился Йося Костицкий, бодрый старый алкоголик с металлопластиковым протезом вместо носа. Долго и увлекательно врал про последний чемпионат Европы, так что мы чуть не пропустили Васькин заезд. Бармен подошел напомнить, что пора.
– Угу, – сказал Васька.
Поднял булькнувшую банку, но до рта не донес. Рухнул мордой на сгиб уютной, калачиком, руки, и захрапел.
Йося забеспокоился и потряс его за плечо. Васька храпел мирно и основательно, как бурый медведь в самом начале зимы. Сдвинуть его с места было невозможно.
– Тридцать к одному, – сказал Костицкий. – Вот сволочь.
– Бери с той стороны, – говорю. – На воздухе, может, проснется.
Васька неразборчиво залопотал и, с трудом установленный вертикально, положил голову мне на плечо. Мы вышли наружу, ледяной ветер хлестнул по щекам. Маленькие смерчи носили по всему полигону упаковку из-под венерианской воблы и обрывки реклам. У подножия ледяной волны собралась кучка зрителей.
Васька дрых, повиснув между нами, его подошвы разъезжались по бугристому льду.
– А вы с ним одного роста, – задумчиво сказал Костицкий. – Давно хотел спросить, какой у тебя?
– Иди ты, – огрызнулся я.
– Тридцать к одному, – напомнил Йося.
– Я похож на психа?
Льдоскафандр яичного цвета немного жал под мышками, а шлем, как ни странно, пришелся впору. Я был о своей черепной коробке лучшего мнения. Не говоря уже о ее содержимом.
– На поворотах тормози ногой, а главное, не ори, – напутствовал Костицкий. – Поорешь вот так на морозе, а потом ангина.
На ангину я был, в общем, согласен. Подобная перспектива даже веяла оптимизмом.
Ледяная волна уходила вниз практически отвесно, что почему-то совсем не было заметно со стороны. Далеко-далеко выглядывал несерьезный холмик следующего изгиба и еще дальше – трамплин, похожий на дразнящийся язык. Я лег на живот, упираясь локтями и окончательно трезвея. В шлеме зазвучала команда, и на счет «два» я уже точно знал, что никуда не съезжаю, а наоборот – сейчас позорно поднимусь на ноги и спущусь назад по лестнице, оскальзываясь на нечеловеческом ветру. Я еще молодой. Меня любят девушки, пускай и далеко не все, у меня лежит в издательстве «Япетский прозаик» почти сверстанная книга. И в редакции, пожалуй, не поймут.
