бумаги и протянул их Караби. Тот осторожно принял их и быстро пробежал глазами.
– Нет, – тихо сказал он после паузы. – Восемнадцать миллионов… Я не могу принять такую сумму. Я и так в огромном долгу перед тобой, который никогда не смогу вернуть.
– Да кто тебя спрашивает! – фыркнул Дзинтон, садясь прямо. – Я же тебя лучше тебя самого знаю, так что твою реакцию наперед представлял. Вексель выкуплен, переоформлен и списан. Как я рассчитаюсь с банком – мои проблемы, но уверяю тебя, что мне куда проще, чем тебе – выплатить остальные долги. Не забывай, их у тебя еще на восемь миллионов. Но у меня есть знакомый финансист, который за относительно умеренную плату с радостью объяснит, как развязаться с ними в относительно короткие сроки. Контакт я тебе сброшу на коммуникатор. Так что на твоем месте я бы повременил с продажей школы.
Две долгих минуты тролль молчал. Потом его плечи опустились, бумаги выскользнули из пальцев и спорхнули на пол.
– Учитель, – глухо сказал он, – я уже был перед тобой в неоплатном долгу, но сейчас он стал долгом жизни. Я клянусь, что компенсирую тебе все затраты при первой же возможности. Я…
– Как трогательно! – ухмыльнулся Демиург. – За последние двадцать лет, что мы не виделись, твоя склонность к патетике не исчезла. Брось. Ты прекрасно знаешь, что я ничего не делаю просто так, и что рано или поздно со мной приходится расплачиваться сполна. Ну, а что ты числишь за собой какие-то старые долги, так это лишь подтверждает, что делец из тебя никудышный. Не знаешь ты цену своему товару, ох, не знаешь! Ну ладно, кончай кукситься… ученичок, – он подмигнул. – Я ведь сказал, что у меня для тебя два подарка. Так вот, второй подарок сидит сейчас за дверью и ждет, когда я его позову.
– Та девочка? – настороженно спросил тролль. – Ты хочешь, чтобы я ее учил?
– А вот в догадливости тебе отказать нельзя, – Дзинтон снова ухмыльнулся, но тут же резко посерьезнел. – Да, Караби, я хочу, чтобы ты ее учил. Я понимаю, что ты готов взять ее хоть сейчас лишь потому, что я попрошу. Но у меня совсем другая просьба. Мастер Караби, я хочу, чтобы ты выслушал мои слова и дал ответ, забыв о том, кто тебя спрашивает. Ты готов?
– Ты пугаешь меня, – невесело усмехнулся Караби, облизнув внешний ряд зубов. – Но – да. Я выслушаю тебя и дам беспристрастный ответ, забыв, что слова сказаны тобой.
– Спасибо, мастер, – серьезно кивнул Дзинтон. – Итак, слушай. Я хочу, чтобы девочку обучили искусству Пути. Но есть серьезное осложнение. Она – девиант.
Меж плотно стиснутых губ тролля прорвалось шипение, но в остальном он остался неподвижен. Его зеленое чешуйчатое лицо закаменело.
– У девочки очень тяжелая судьба. Ее душа искалечена, и даже я пока что не сумел вылечить ее до конца. Она отняла много жизней, многие – без необходимости, ее до сих пор мучают совесть и ночные кошмары, и она эмоционально нестабильна. Но она талантлива – и интеллектуально, и в обращении с эффектором. Настолько талантлива, что за всю свою жизнь я мало могу вспомнить настолько же талантливого человеческого ребенка, как она. У нее уникальная интеграция с вирусным эффектором. Я не знаю, почему именно у нее симбиоз развился настолько глубоко, но там, где остальные девианты демонстрируют неуклюжую грубую силу, она порхает словно стрекоза. А там, где другие пасуют от бессилия, она проходит словно таран. Ты только представь – она за десять дней научилась пробивать ошейник-блокиратор! Я даже и не думал, что такое возможно менее чем за пару периодов. Эффектор стал настоящим продолжением ее нервной системы, и тут она не имеет себе равных. На всей планете биоформы, как она, можно пересчитать по пальцам одной руки.
Тролль медленно качнул головой.
– Но она искалечена душой и беззащитна перед окружающим миром. Она боится себя и своей силы. Она боится окружающих. Она боится, что снова кого-нибудь случайно убьет. Она не хочет находиться рядом с людьми, потому что считает себя чудовищем. Нужно, чтобы ты научил ее верить в себя, а заодно и защищаться без применения скрытой силы. Я не хочу, чтобы из нее сделали бойца – я вижу перед ней совсем иной путь, но она должна научиться держать себя с другими на равных. И я знаю, что ты сможешь дать ей внутреннюю уверенность.
Тролль снова кивнул.
– Я услышал тебя, – медленно проговорил он. – Я скажу «да», забыв о том, кто ты такой. Я никогда не забуду, что девиант убил моего брата, но я не виню его. Мальчик не понимал, что творил, и не за что испытывать ненависть к нему или… к его товарищам по несчастью. Я помогу тебе.
– Ты осознаешь опасность? Искалеченная психика, помноженная на гормональную и эмоциональную возрастную нестабильность – гремучая смесь.
– Пистолет в руках наглого и опытного наемника куда более опасен, – пожал плечам тролль. – А в Сураграше я справлялся и с такими. Если она захочет, я научу ее. Кроме того, мне и самому страшно любопытно, что может дать сплав искусства Пути с… как ты его называешь – эффектором? Только один вопрос – почему ты не взялся за обучение сам? В мире нет бойца более великого, чем ты.
– Я не боец и очень редко учу сражаться, – отрицательно качнул головой Дзинтон. – И я не садист. Если мне надо убить кого-то, я не обставляю убийство театральным представлением. Ты – исключение, ради которого стоило нарушить правило. Такое же исключение, как Карина в своей области. Но обычно у меня совсем другая роль – я лишь исправляю несуразности. Кроме того, я ее удочерил, а отношения отца и дочери – совсем не то, что отношения учителя и ученицы. Я еще раз подчеркиваю, Караби – не нужно делать из нее бойца. Нужно лишь заставить ее осознать себя равной среди равных, дать уверенность в себе – и научить самоконтролю. И именно здесь тебе нет равных в мире. Ты – великий педагог, что бы ты ни думал о себе.
– Грубая лесть – кратчайший путь к сердцу? – криво улыбнулся тролль.
– Нет, Караби. Я искренен. Ну так что, позвать ее?
– Погоди. У меня есть одно условие.
– Вот как? – приподнял бровь Дзинтон. – И какое же?
– Ты устроишь показательный бой. Один против пяти.
Дзинтон присвистнул.
– Ты на мелочи не размениваешься, однако, – с уважением сказал он. – А почему именно с пятью?
– А потому что есть у меня несколько талантливых учеников, – тролль на глазах оживал. – Слишком
