— Значит, концепция осмысленного состояния эоценоза [21] и на вашем уровне остается нераскрытой? — не скрывал разочарования Ланке. В его голосе всё явственней проступали саркастические нотки. — Но тогда мы вновь возвращаемся к тому, с чего начали и что так упорно отрицаем — к существованию некой божественной силы, которая, ничем себя не выдавая, всё видит, слышит, двигает и управляет нами, внимательно следит, как бестолково мечутся ничтожные букашки, но ни во что не вмешивается, а только лишь внимает их страстным призывам и воплям. Скажите, зачем всё это?.. для чего?..
— Дальнейшее развитие этой темы лишено смысла. Похоже, мы подошли к той грани, за которой утрачивается взаимопонимание. Остается добавить одно: если и существует та самая сила, о которой только что упоминалось, то она не имеет ничего общего с многоликими божествами, необходимыми местному виду гоминидовдля придания наблюдаемой картине мира необходимой целостности и завершенности. Сам смысл обожествления состоит, прежде всего, в наделении каких-то существ или образов такими свойствами, суть которых либо неясна, либо не соответствует действительности. Фактически человек будущего является богом для человека настоящего. При желании нас тоже можно принять за богов. Мы можем воплотить в реальность любую мечту, оживить любое воспоминание из числа тех, что хранит ваша память, вызвать пространственно-временные сдвиги в локальных и космических масштабах. Мы можем способствовать вашему прогрессу или, наоборот, затормозить его, сыграть роль той искры, которая способна уничтожить всё живое или, наконец, разложить в космическую пыль и Землю, и Солнце с тем, чтобы на миллиарды лет избежать в этой области пространства стихийных гравитационных всплесков. Но мы не боги. И те, кто нас послал, — не боги тоже. Мы были и остаемся ростками единого, неотделимого от мироздания интеллекта, занимаем свою, отведенную эволюцией нишу и решаем те вопросы, которые ставит перед нами действительность. Нас никто не извещал об этом, никто не наделял полномочиями. В этом нет необходимости. Язык присутствия в жизни, язык здравого смысла универсален. И тот, кто обрел способность правильно интерпретировать его, рано или поздно откроет в себе способности к Великому единению.
— И всё же, как вы представляете тот самый супермозг, который, если и существует, стоит у жизненных начал? — спросила Джесси.
— Возможности интеллекта зависят прежде всего от базы, на которой он заложен. Сила мышц уступает паровому двигателю, а тот, в свою очередь, ракетному ускорителю. Волновой, электромагнитный интеллект стоит выше интеллекта биологического. Но венцом природных сил является гравитация. Поэтому невозможно вообразить что-то более объемное, чем Разум, реализовавшийся на основе гравитационного поля. Такому властелину подвластно всё. Он вездесущ. Каждая крупица будь когда рожденного вещества являлась или продолжает являться его частью… Поверьте, трудно представить ген, способный раскрутить такую сверхгигантскую спираль. Но если он и в самом деле есть, то это, пожалуй, единственное, что достойно истинного уважения и даже более того — абсолютного преклонения…
6
— Как долго вы здесь пробудете? — поинтересовался Мелвин после того, как поток вопросов несколько иссяк.
— Теперь, когда стали известны причины произошедшего, мы готовы покинуть Землю и вернуться на трассу.
— И вы уйдете так — не попрощавшись, не оставив никаких следов? — Одуревший от писанины Стефан продолжал мыслить своими категориями и уже чисто по-репортерски, проклиная себя за то, что не взял в поездку диктофон, сожалел об ускользающей возможности преподнести в прессе не имеющую равных сенсацию.
— К чему всё это? Вам же сказано — преждевременный контакт не нужен и даже вреден.
— Почему же вы открылись?
— И в самом деле — почему? — спросил вслед за ним Блэкфорд.
Голос опять заговорил, но уже не так уверенно и с заминкой.
— Нам важно было испытать… хотя бы на отдельных индивидуумах реакцию на контакт… и возможные отклонения в поведении при этом…
— Но зачем?.. Для чего?.. — продолжал наседать Стефан.
— Прежде всего мы исходили из необходимости обезопасить космос от подобных повторений. Как выяснилось, некоторые представители гоминидов обладают чрезмерным диапазоном возможностей, чего не было у нас. Этот феномен надо было изучить, осмыслить, а результаты проверить в экстремальных условиях. Нас не может не беспокоить вопрос производства гравитационных преобразователей в условиях эмбрионального развития разума.
— И что же вы решили? — с любопытством спросил Ланке.
— В ближайшем будущем это вряд ли повторится. Но впредь, если у вас возникнет желание заняться такого рода экспериментами, мы позаботились о том, чтобы их отголоски не выходили за пределы околосолнечного пространства.
— Так, может, об этом заявить во всеуслышание? — спросила Джесси.
— Нет. Такой вариант исключен. — В Голосе, пожалуй, впервые послышалось недовольство.
— Ладно, — не стал спорить Ланке. — Тогда мы сами расскажем об этой встрече, и завтра о ней узнает вся планета.
— И вы думаете, вам поверят?
Блэкфорд почесал переносицу.
— Да, в такое действительно трудно поверить. — Но тут же возразил себе: — Впрочем, нет. Это не только слова. У нас есть свидетельства, документы. Хотя бы тот же дневник Адамса…
— Как вещественное доказательство он не существует.
— Понятно, — поспешил прокомментировать ответ Ланке. — Разложен на атомы и развеян по всей Вселенной.
— В этом нет необходимости. — Голос отрегулировал интонацию и снова стал бесстрастным. — Без сопроводительных расчетов его ценность равна нулю.
— Хорошо, пусть так, — казалось бы, согласился Ланке. — Допустим, со смертью Адамса его записки утратили смысл. А как быть с «Объектом»? Не станете же вы его уничтожать?! А люди?! Сотни… да что там — тысячи людей знают о взрыве, о фантомах, о новом веществе, которое, кстати, многие держали в руках, изучали. Не станете же вы их убивать только для того, чтобы отвадить землян от проблемы гравитационных преобразований?
— Конечно нет, — вместе с вновь набранной тембровой окраской в Голосе пробилось отчуждение. — Вещество, которое вы назвали протонитом, вскоре распадется. Со временем улягутся страсти. Всему найдется объяснение. В крайнем случае, человечество сочинит еще одну легенду. Разве их мало было?
