он необитаемым. По крайней мере, никто не подошел к окну… никто не вышел.
Когда человек в постели проснулся, уже начался день. Несколько недель назад он узнал, что, когда просыпаешься, лучше полежать совершенно неподвижно минутку, пока не проснешься окончательно. При этом не сделаешь резких движений, и боль, если она ощущается, не набросится разом. Важно, чтобы именно не набросилась, а если просто лежишь тихо и даешь ей медленно просочиться в тебя, то сможешь терпеть ее доблестно и героически, даже если никого нет рядом. Но в тот день ее не было – разве что еле слышный шепот, отдаленное напоминание, но ничего серьезного. Достаточно, чтобы сознавать, насколько сильно она ощущалась когда-то. И это было замечательно.
– Надо же! – сказал себе Джон Блэгден. – Ты идешь на поправку. Понимаешь? С тобой все будет хорошо.
Он сел в кровати повыше и прислушался к звукам седьмого этажа. По соседству, в палате с табличкой «Посещений нет», как обычно бубнило включенное радио, а старик напротив, через коридор, настроился на другую передачу. «Не надо, Люси Ли, не тревожься – мы пригоним коров назад к тебе». Громковато, но Джон Блэгден не возражал. Старик страдает неопасной сердечной болезнью, пусть себе развлекается. Когда у тебя синдром Макуиртера со спайками, можно позволить себе быть великодушным к таким людям.
Как часто бывало после пробуждений, он ощущал целиком огромный механизм больницы отрезанным от остального мира и самодостаточным, словно корабль или поезд. Это он все еще отходил от снов после операции. Однако смысла в этом имелось немало. Таков заведенный порядок с жесткими ограничениями, при этом сталкиваешься со множеством людей, которых вряд ли когда-либо увидишь снова. Иногда их даже не видишь, просто знаешь, как соседа «Посещений нет» – по табличке на двери и звукам радио из-за стены. Тем не менее он сумел составить довольно полное представление о своем соседе – точнее, соседке. Она была миниатюрной, поблекшей и плаксивой и перед приходом врача надевала ярко-розовую ночную кофточку. Не любила Орсона Уэллса, но прямо-таки обожала Нельсона Эдди, и хотя жаловалась на еду, умирать не желала. Он гадал, есть ли у нее дети, – скорее всего, есть где-то преуспевающий сын с улыбкой во все зубы. Внуков к ней не водили, потому что из-за них она принималась плакать. Но в понедельник сын прислал ей цветы, и она разговорилась о нем с сестрами. Да, видимо, все так и есть. Потом, когда все будет кончено, завитая щипцами невестка с гордостью собственницы расскажет подружкам о болезни свекрови: «Эд сделал все, что только мог, – вы не представляете, какой он щедрый!» Нет, не могла ему понравиться «Посещений нет». Но это, должно быть, тяжко – когда изо дня в день «Посещений нет».
Ему не помешала бы сигарета. Когда он протянул за ней руку, тень боли сгустилась на толику, по-прежнему оставаясь несерьезной. Он осторожно закурил и затянулся. Впервые за долгое время вкус был как раз такой, как надо, а не как сено и эфир. Он втянул дым как можно глубже, прямо внутрь тела, которое раньше было больным, а теперь поправлялось.
– Выспались? – спросила вошедшая медсестра. – Вот и молодец.
Профессионально улыбаясь, она взялась холодными пальцами за его запястье и взглянула на наручные часы. У одних сестер руки были теплыми, у других – холодными, но все они были славными девчонками, кроме одной ночной, которая заявила в тот раз, что насчет уколов ему распоряжений не получала. Он даже не знал, как она выглядит, но еще долго после этого ненавидел ее. А теперь казалось глупым ненавидеть ее – в сущности, глупо ненавидеть кого бы то ни было. «Я малютка Тим собственной персоной, – думал он. – Но я ничего не имею против».
– Как там снаружи? – спросил он.
– Холодно, – ответила сестра. – Но мне нравится, когда холодно. Я же из Вермонта. Многим девочкам не нравится, а мне – да. Поднять вас повыше? Вы же, наверное, хотите почитать.
Она взялась за работу сноровисто и ловко – взбивала и укладывала подушки, поднимала изголовье маленькой коленчатой рукояткой, а он думал о том, что она из Вермонта. Она наклонилась, чтобы посадить его; ее черные волосы гладко лежали под чепцом, тело бесстрастно коснулось его. Занятно, когда за тобой ухаживает тот, кого знаешь так хорошо и в то же время так мало, как только можно знать медсестру. Должно быть, им тоже занятно.
– Все как надо? – улыбнулась она.
– Все как надо, – подтвердил он. – Да, и не могли бы вы подать мне вон ту доску? Я бы немного поработал.
– Но врач сказал… – начала она.
– Доктор Деннис не против, – перебил Джон Блэгден. – Я с ним уже говорил. Надо же мне как-то начать зарабатывать, а то вы выкинете меня за неуплату.
– Да вроде бы мы об этом не тревожимся, – отозвалась сестра. – Знаменитый писатель, и все такое… – Она покачала головой. – Ох уж эти мужчины. Вечно им не терпится вернуться к делам. В семьсот тридцать пятой лежит очень любезный пациент с желчным пузырем, так он звонит к себе в контору по три раза на дню. А это ему не на пользу – он из беспокойных. Ничем ему не угодишь. На месте доктора Де Лейси я забрала бы у него телефон. Наверное, даже хорошо, что я не он.
– А я из беспокойных? – не удержавшись, спросил Джон Блэгден.
– Нет, пациент вы образцовый. Вот только не скажу, какого образца, – ответила сестра. Видимо, шутка была привычной.
Джон Блэгден послушно засмеялся.
– Так я всегда им и говорю, – довольно подтвердила сестра. – Все они образцовые пациенты, только не скажу, какого образца. И они начинают видеть, что тут есть смешного.
– Охотно верю, – сказал Джон Блэгден. Он вздохнул. – Доктор Деннис еще не приходил, да? – чуть изменившимся тоном спросил он. – В смысле, пока я спал.
Сестра покачала головой.
– Нет, с тех пор как я заступила на дежурство, доктор на этаже не появлялся, – сказала она. – Но он зайдет.
– Он собирался посмотреть мои снимки, – объяснил Джон Блэгден. – Он и доктор Сивер. Вот я и спрашиваю.
– Ну насчет снимков не беспокойтесь, – сказала сестра. – Когда оперирует доктор Сивер, все обычно идет как надо, – и добавила почти укоризненно: – Конечно, они обязаны потом сделать снимки. Просто на всякий случай.
– И все-таки он наверняка потерял кого-то из пациентов, – заметил Джон Блэгден, затягиваясь сигаретой. – В смысле, это наверняка у всех бывает.
– Ну был один бедный старик… такой милый, – и сестра поспешно добавила: –
