– Я и не думаю судить тебя, но не потому что не считаю себя вправе это делать, а потому, что мне нет дела то того, кто из вас больше виновен. А если уж ты затронул разговор о правах, то я все же не последний человек в этом деле. Не хочу казаться нескромным, но все же мне ты обязан тем, что сейчас орешь на меня, живой и здоровый.
– О! Ты стал ершистым! Это мне нравится. Жаль только, что больше не смогу вести с тобой увлекательные словесные пикировки. Я собираюсь сообщить тебе, что с этого места каждый из нас пойдет своим путем. Я не собираюсь сопровождать тебя.
– Но ведь мы же направляемся в один и тот же пункт! – возразил Алекс, искренне недоумевая.
– С чего ты взял, что я собираюсь найти профессора?
– Ты же сам сказал, что хочешь с ним разобраться.
– Это ничего не значит! Если я и сказал так, чего, кстати не было, то это не означает, что я займусь этим немедленно. У меня есть другие неотложные дела.
– Прослушай, – произнес Алекс, глядя на Геракла с такой убежденностью, что тот невольно заколебался, – я не понимаю, почему ты все время относишься ко мне как к врагу. Теперь нам, как никогда, нужно держаться вместе. У нас нет больше тыла, нам некуда возвратиться, чтобы зализать свои раны и набраться новых сил. Ни одна душа не станет заниматься нашим спасением, если мы попадем в беду. Наоборот, теперь за нами постоянно будут охотиться все, кому не лень. Неужели тебе неясно, что в данный момент в наших интересах объединиться? Почему ты никак не возьмешь в толк, что сейчас стоило бы забыть о всех размолвках между нами, потому что мы оказались в одной и той же ловушке. Тебе нужно поквитаться с профессором, а я хочу найти свою девушку. Ближе чем сейчас, наши интересы вряд ли могли бы быть! Тебе не приходило в голову, что может быть потому я так старался сохранить твою жизнь и здоровье, что стремился найти в тебе если не друга, то хотя бы компаньона?
– Ты ошибся, дружок, – презрительно ухмыльнулся Геракл, – нужно быть идиотом, чтобы надеяться на это. Ты спас мою шкуру, я проделал то же самое с твоей. Мы квиты. Никто – ничего – никому – не должен, – с расстановкой заключил Геракл. – Счастливого пути.
– Жаль, – обронил Алекс, провожая взглядом удаляющегося Геракла.
Его удивляло и обескураживало такое поведение. Глядя вслед галобионту, Алекс не подозревал о том, что и Геракла одолевают противоречивые мысли и чувства. Отвергая поддержку Алекса, Геракл в немалой степени поступал во вред себе, идя в разрез с Законом Целесообразности. Куда целесообразней было бы использовать Алекса, который, безусловно, мог принести немало пользы, чем в одиночку отправляться на поиски запасной базы, о месте нахождения которой Геракл знал весьма приблизительно.
«Выходит, что помимо этого закона существуют и другие, – подумал Геракл, испытывая целую гамму различных чувств от досады на себя самого до ненависти к Алексу, которая разгорелась с новой силой, – а хуже всего то, что другие законы чаще оказываются гораздо сильнее, чем этот чертов закон целесообразности».
На протяжении дальнейшего пути Геракл то и дело пытался уверить себя, что ему безразлична судьба Алекса, но он снова и снова ловил себя на мысли, что это совсем не так. Мысли об Алексе не оставляли Геракла ни на минуту.
«Где он?» – то и дело задавался вопросом Геракл, чувствуя, что его ненавистный соперник должен находиться где-то неподалеку. Иногда он вдруг неожиданно изменял направление своего движения, стремительно поворачивая назад, чтобы наткнуться на Алекса. В эти мгновения Геракл был уверен, что если враг попадется ему на глаза, он не отпустит его без боя. Кто-то из них должен был уйти с дороги. Вдвоем Гераклу и Алексу не находилось места в бескрайних океанских просторах. И рано или поздно решительная схватка должна будет состояться.
Однако по мере того, как Геракл приближался к запасной базе, он все больше задумывался о другом. Вскоре ему предстояла встреча с профессором. Необходимо было подготовиться к опасным сюрпризам, которые могли поджидать его. Маршрут своего следования Геракл определил почти сразу, как только расстался с Алексом. Он припомнил всю информацию, связанную с перемещением Степанова на другой объект. В памяти всплыло Восточно-Сибирское море. Он вспомнил, как профессор с большим неудовольствием говорил о том, что теперь ему придется существовать на краю земли, где нет ничего, кроме вечных снегов и никогда не таящих льдов. При приближении к Восточно-Сибирскому морю Геракл на собственной шкуре убедился в том, что пребывание в воде температуры близкой к нулю не доставляет никакой радости. Благо его организм был способен адаптироваться к таким условиям. К тому же у Геракла имелись все необходимые для пребывания в холодном море препараты. Кожный покров Геракла постепенно покрылся толстым слоем несмываемого жира. Сердцебиение постепенно замедлялось, соответственно замедлялся и кровоток. Эти процессы не могли не повлиять на психическое состояние Геракла. Его мыслительная деятельность стала заторможенной. Мозг погрузился в непроходящую дремоту. Геракл двигался как бы на автопилоте, по заранее выбранному курсу. Он рассчитал, что запасная база должна находиться где-то неподалеку от побережья и, следовательно, нужно прочесать все море по периметру.
Благодаря сравнительно небольшой площади Восточно-Сибирского моря, поиски не заняли много времени. Геракл почувствовал, что база находится где-то рядом еще до того, как обнаружил реальное подтверждение этому.
* * *
Дзержинец вплотную занялся проблемами первого приоритета. По его тщательно продуманному плану предстояло одним выстрелом убить нескольких зайцев: избавиться от галобионтов ранних серий, которые, не представляя особой ценности сами по себе, являлись опасными «уликами». Но наиболее значительным фактором было то, что посредством «лишних» галобионтов Дзержинец собирался осуществить ряд важнейших мероприятий.
Они со Степановым приступили к воплощению в жизнь этих замыслов сразу после того, как профессор обосновался на новой базе. Дзержинец опасался, что Антон Николаевич не отнесется к его плану должным образом. Однако к его приятному удивлению Степанов легко согласился с мыслью, что галобионтов ранних серий надлежит уничтожить. Предстоящая потеря первых детищ не только не огорчила профессора, но, как показалось полковнику, даже обрадовала его.
– Полностью согласен с вами, полковник, – с готовностью отреагировал Степанов, выслушав Дзержинца, – прекрасная идея и вполне осуществимая.
Вообще, с некоторых пор, точнее со времени трагического происшествия с Гераклом, Антон Николаевич стал на диво покорным. Он больше не предпринимал совершенно никаких попыток затевать собственные тайные интриги за спиной своего куратора. Дзержинец полагал, что всему причиной галобионт-женщина, которая полностью была отдана на попечение полковника. После того, как между ними состоялся очень долгий, серьезный и трудный разговор, в ходе которого Степанов поведал полковнику обо всех своих секретах, Дзержинец решил сменить гнев на милость.
