Левин в эти моменты не особенно вдавался, потому что для него это было не особо интересно. Тем не менее, кое-что у него в голове осталось, а значит, и у меня тоже. Насколько я понял, орденские мыслители рассуждали так. Бог могуществен и добр, а значит, сотворённый им мир устроен наилучшим образом из всех возможных. Люди грешат, и поэтому бог насылает на них бедствия в виде войн, эпидемий и тому подобного. Если бы люди не грешили, то жили бы в мире и доживали свой век здоровыми. Но это и всё, о чём только можно мечтать. Никакого улучшения установленных богом порядков невозможно, так как это значило бы, что они не являются наилучшими и роняло бы божье достоинство. Что касается чудесных исцелений, спасений и всего прочего, они тоже невозможны, так как бедствия насылаются богом за грехи или в поучение грешникам, и отмена бедствия означала бы отмену божьего приговора. А это невозможно, так как приговор можно отменить только из-за ошибки или несправедливости судьи, а бог абсолютно справедлив и ошибок не совершает. Поэтому все чудесные исцеления и спасения на самом деле не чудесны и объясняются естественными причинами.
Это вообще. А в случае с бароном они и вовсе не могли предположить, что святой Мика стал бы спасать и исцелять человека, который повесил тридцать монахов, а потом кощунственно выжил после орденского гостинца в виде отравленной стрелы.
Вероятнее всего, монахи решили, что вепрь Ы и святой Мика барону померещились в приступе белой горячки. Что же касается волшебного преображения синюшного лица, то оно произошло из-за трезвой жизни, которая позволила могучему здоровью барона перебороть хворь. Ничего необычного они не усмотрели в желании с Орденом помириться: тридцать повешенных никуда не делись, а орден славился злопамятностью. Так что барон, включив голову, мог додуматься до того, что надо бы этот вопрос как-то урегулировать.
Конечно, монахи баронские деньги взяли. Но и только. И даже намекнули, что тридцать жизней стоят дороже. То есть это Левин так думает, что намекнули — свидетельств не сохранилось. Но я так думаю, Борька прав — учитывая дальнейшее.
Так или иначе, Званцев убедился, что по-хорошему к Ордену никак не подобраться. Но то, что не получается по-хорошему, может получиться по-плохому.
Дальнейшее известно только потому, что о происшествии Антон рассказал своему коллеге и другу — они два года вместе учились в интернате — Павлу Бунге. С ним и ещё с некоторыми коллегами Малышев регулярно встречался в конспиративной обстановке — «сверить часы», как выражается Славин в таких случаях. Так вот, во время очередной встречи Антон был очень напряжён, а на прямой вопрос, в чём дело, сказал, что его друг, барон Пампа, пленил орденского епископа, отца Гамару. Из-за чего, по мнению Малышева, барон может сильно пострадать, так как Орден подобного не простит. Он также обмолвился, что собирается помочь незадачливому барону. На вопрос о том, как Антон планирует барону помочь, Малышев ответил уклончиво. Педантичный Бунге зафиксировал всё это в расширенной версии отчёта — которую, разумеется, никто читать не стал.
Через две недели Антон переслал на Землю свой отчёт, в котором тоже упомянул этот случай, но совсем в другом тоне — как бытовое происшествие, вызванное обычной вздорностью барона Пампы. Происшествие, завершившееся тем, что барон, дескать, напоил пленённого отца Гамару ируканским шипучим вином и заставил его молиться родовому дубу баронов Пампы. После чего сдал мертвецки пьяного епископа прибывшим ему на выручку воинам Ордена, которым презентовал три бочки эсторского. Всё это Малышев подавал с юмором и без напряжения. Сам же отчём был по большей части посвящён разговору с придворным астрологом Багиром Киссэнским, в котором Антон тщетно пытался подвести его к идее гелиоцентризма.
Что произошло на самом деле. Барон Пампа действительно захватил отца Гамару и его людей, причём не на своей земле, а сделав вылазку на коронные территории. Одного этого было вполне достаточно, чтобы стать врагом Ордена, со всеми вытекающими последствиями. Далее, он удерживал его около десяти дней. Орденскую делегацию, явившуюся для переговоров об освобождении епископа, он задержал тоже — хотя вреда не причинил и обращался хорошо. Наконец, епископ был отпущен.
Дальнейшие события на посторонний взгляд выглядели странно. Никаких враждебных действий со стороны Ордена в отношении барона-самодура не последовало. Более того, по слухам — упоминаемым в очередном отчёте всё того же аккуратного Бунге — имел место сугубо неофициальный визит в Бау неких высокопоставленных лиц из орденской верхушки. Видимо, имели место какие-то переговоры.
Павел на очередной встрече попросил Антона, чтобы тот поинтересовался у своего друга-барона, что они там замышляют. Малышев обещал узнать. И буквально на следующий день уехал в Соан, чтобы ознакомиться с устройством тамошней академии. На поездку у него ушло три месяца, так что вопрос как-то сам собой снялся.
Что подумал по этому поводу Левин — понятно. Я бы то же самое подумал. Вопрос только в том, что именно Званцев показал почтенному епископу и о чём рассказал. Скорее всего, он рассказал или правду, или что-то очень близкое к ней. Всякие земные штучки, которые могли впечатлить епископа, у него, наверное, были. И, конечно, посулы. Посулить он мог вообще всё что угодно.
Поведение Антона тоже понятно. Отчим, видимо, не известил его о своих планах, чтобы пасынок не стал ему мешать. Ну или наоборот, помогать. Когда уже всё случилось, он каким-то образом объяснил ему своё поведение. Или, проще говоря, что-то наплёл. А может быть, к тому времени Малышев уже знал правду, или хотя бы часть правды. Уж больно резво он забегал, заметая следы.
Что было дальше — непонятно, информации не сохранилось. Но, похоже, контакты Званцева-Пампы с Орденом не просто продолжились, а перешли на постоянную основу.
Вступил ли Званцев в Орден? Левин не пришёл ни к какому определённому выводу. С одной стороны, вступление предполагало принятие орденских обетов — прежде всего безбрачия и отказа от имущества. Барон Пампа до самого последнего момента изображал из себя настоящего барона, со всеми вытекающими. С другой стороны, ситуация была исключительная: орденские получили уникальный шанс воспользоваться знаниями и возможностями другого мира, и тут они могли закрыть глаза на многое. Так что, скорее всего, ему присвоили какой-нибудь временный специальный статус, который позволял Званцеву отдавать приказы и распоряжения рядовым членам ордена, но не давал шансов на занятие настоящих властных позиций.
Интересно, когда они поняли, что Званцев — фанатик куда похлеше их самих? И что власть как таковая его не интересует совершенно?
