— Господин де Бержерак, — обратился к Сирано доктор Пигу, — я столько слышал о вас, что мне хотелось бы поддерживать с вами самые дружеские отношения.
— Я не вижу препятствий этому, — отозвался Сирано.
— Тогда в качестве первой дружеской услуги позвольте мне серьезно огорчить вас.
— Огорчить? — удивился Сирано.
— Ваш платок испачкан кровью.
— Какой пустяк! Я просто чуть простыл. Если бы вы видели, сколько потерял я крови из-за пронзившей меня насквозь пули, вы бы поняли, что старая рана может открыться.
— Уверяю вас, такой опасности, как сейчас, вы в жизни еще не подвергались.
Сирано насторожился.
— У вас несомненный признак страшной болезни, которой вы заразились от человека столь же несчастного, как и вы, старая рана лишь способствовала этому. Боюсь, вы неосторожно выбирали себе для общения друзей или подруг.
Сирано побледнел.
— Доктор Пигу! Я готов был к дружбе с вами, но… лишь то обстоятельство, что я не вынимаю больше шпаги из ножен, спасает вашу жизнь.
— Спасать надо не мою, а вашу жизнь, дорогой де Бержерак.
Сирано похолодел.
Он столько слышал ужасов о чахотке, которая поражала, делая беспомощными вчера еще могучих людей. В солдатской среде гасконцев презирали этих несчастных «кашлюг», неспособных по-мужски противостоять болезни слабых. Но сейчас он подумал не о себе, а о Лауре. По-иному выглядел ее кашель после танца, то румяное, то бледное лицо и блестевшие глаза.
— Я предлагаю вам, дорогой Бержерак, незамедлительно лечь ко мне в больницу. К сожалению, мы, лекари, пока бессильны против этого злокозненного недуга. Увы, он неизлечим. Однако мы в состоянии, я надеюсь, избежать его скоротечности.
— Скоротечная чахотка? — машинально произнес Сирано. — Я слышал об этом заболевании. Но мне, надеюсь, это не грозит?
— От вашей болезни былые богатыри чахнут, теряют силы, волю, вянут, как сорванные цветы без воды. Я рассказал вам о недугах своих несчастных пациентов потому, что изобрел для их спасения ртутные препараты, способные если не победить горькие недуги совсем, то замедлить их развитие. К сожалению, препараты не всеми воспринимаются безболезненно. Поражая источник болезни, который нам неизвестен, мы вместе с тем вынуждены задеть и сам организм. Но тем не менее лечение необходимо, и уже сейчас, — закончил Пигу, остро смотря на Сирано.
— Да, да, доктор! Я признателен вам и скорее всего обращусь к вам за помощью. — Говоря это, Сирано снова думал не столько о себе, сколько о Лауре. — Надеюсь, вы простите, что я оставлю вас с почтенным Ноде, поскольку сам должен спешить.
Доктор понимающе улыбнулся.
— Вы, несомненно, намерены поступить достойно, — заметил он, обмениваясь с Ноде многозначительным взглядом.
Сирано помчался на конюшню, где попросил оседлать своего коня.
Когда он приближался в Сен-Жерменском предместье к заветному особняку, сердце его отчаянно стучало.
Как он скажет своей возлюбленной Лауре, что они оба несчастнейшие люди на Земле? И в своей беде он должен винить ее, ни о чем не подозревающую?
А если она возмутится и обвинит, в свою очередь, его?
Полно! Кашель и болезненный румянец на ее лице были еще до встречи с ним на вечере у графини де Ла Морлиер, до зажигательного танца там, до памятного первого раута вот в этом особняке!
При виде особняка его неприятно поразили стоящие у решетки, как и в первый его приезд, подводы. Их загружали знакомой Сирано мебелью: атласные кресла с гнутыми ножками и закругленными спинками, зеркала в золоченой оправе.
Что случилось?
Сирано боялся подумать о том, что причина происходящего кроется в той же самой болезни, которой пугал его доктор Пигу.
В довершение всего он заметил на одной из подвод безобразную старуху Марту с провалившимся носом, которой Лаура якобы обязана почему-то своей речью.
Она увидела его и затряслась в отвратительном смехе.
Сирано не стал заговаривать с ней и бросился к особняку.
Странная перемена произошла там за несколько дней его отсутствия. Вьющиеся растения завяли и свисали мертвыми плетьми, как веревки.
Вестибюль был завален принесенной сюда мебелью. Очевидно, хозяйка уезжала.
Спросить было некого. Слуги, таская мебель, недружелюбно поглядывали на Сирано и на вопросы не отвечали.
Он вошел в знакомые комнаты.
Они встретили его пустотой и холодом. Лауры не было!
Тогда он выбежал из особняка, вскочил на коня и пустился догонять подводу с безобразной старухой. Она-то знает!
При виде всадника старуха усмехнулась.
— Где баронесса де Тассили, что с ней? — спросил Сирано, наклоняясь в седле.
Старуха замотала головой и что-то прогнусавила.
Тогда Сирано достал кошелек и бросил в жадно подхватившие его руки.
— Не больна ли баронесса Лаура?
— Лаура-то? А как же… больна… больна! Боль-на! Бери кто хочет, что бык, что кочет. — И она противно хихикнула.
— Марта! Если ты не скажешь, что случилось, я тебя проткну шпагой, как индюшку на вертеле.
— Что вы, что вы, ваша светлость! Погостили, только и всего! Надо и честь знать! Знать надо знать, ваша светлость, — гнусаво болтала старуха.
Сирано старался объяснить произошедшее по-своему.
Очевидно, Лаура, как и он сегодня, обнаружила беспощадность своего страшного недуга и в ужасе бежала из Парижа, быть может, чтобы начать лечение. Но почему она даже не предупредила его, своего возлюбленного? Конечно, растерялась!
Спрашивать было не у кого.
В полном отчаянии Сирано помчался в Париж, сам не зная куда, и опомнился только у знакомого трактира в Латинском квартале. Сам Великий Случай привел его сюда, чтобы залить горе вином!
Запах плохой кухни, разлитого вина и неопрятных посетителей охватил Сирано, едва он вошел в таверну, где не бывал несколько лет.
Но тем не менее кто-то из давних знакомых позвал его к столу. Сирано не без труда узнал старого капитана, с которым когда-то дрался на дуэли, а потом подружился в трактире и даже обучал своим приемам вышибания шпаги из рук противника.
— Учитель! Мой благородный и несравненный учитель! — кричал старый вояка, вскочив со своего места и кинувшись к Сирано с раскрытыми объятиями.
Сирано осторожно отстранился, но все-таки сел на предложенное за столиком место.
— Как я рад тебя снова увидеть! — продолжал капитан. — А я, признаться, думал, что тебя укокошили-таки в одной из ста твоих дуэлей, хотя слава о тебе густая, как это вино, которое непременно тебе придется отведать в знак давней дружбы!
Сирано молча принялся пить кружку за кружкой. Капитан едва успевал ему подливать, правда, и сам от него не отставая. Однако, начав еще до приезда Сирано, он быстро захмелел.
— Когда я дрался на дуэли с маршалом… да я, наверное, тебе об этом рассказывал… я всем рассказываю…
— С генералиссимусом, господин барон, — мрачно поправил Сирано.
— Э, нет! Чего нет, того нет! Капитан де Ловелет никогда не привирает, ему и без этого есть о чем рассказать!
И он принялся пьяным голосом расписывать свои подвиги во время последней нескончаемой войны. Когда он заговорил о том, что принимал участие в операции под Аррасом, Сирано насторожился, решив одернуть болтуна, если тот заврется.
— Ты знаешь, дружище Сирано, наши французские войска осадили Аррас, а испанцы под командованием инфанта, в свою очередь, окружили осаждающих.
— Еще бы не знать! — хмуро подтвердил Сирано.
— Какие-то смельчаки, кажется, гасконцы, отчаянные головы, прорвали окружение, разгромив отряд генерала Гарсиа, да и его самого прикончили, — продолжал, выкатив глаза, барон де Ловелет. — Ну а мы вместе с подоспевшим войском союзного нам курфюрста ударили по испанцам с тылу! Вот была каша, похлебка, бульон! Поверишь ли, мне, бывалому солдату, такой потехи видеть не приходилось!
— Да, жаркое было дело, — неохотно подтвердил Сирано, вспоминая, что тогда погиб отец Лауры, которая, к счастью, не знает, от чьей руки.
— У этих испанцев оказался богатый обоз и даже с девочками! Мы с немцами и захватили его как общую добычу. Но, знаешь, эти девочки куда опаснее самих испанцев. От тех хоть знаешь, что получишь. А у этих… я всегда берегусь! Был у меня один случай в Тулоне! Пламень-девка! Сойти с ума можно! Я уже заплатил за ее любовь…
— Знаю, знаю, барон, — прервал Сирано. — Имел честь слышать.
— Как? Я рассказывал еще при первой встрече? А какая была встреча! Прекрасная встреча! Какому ты приему меня обучил, век не забуду! Готов бочку вина вместе выпить! Словом, я, который самого черта в бою не боится, девок страшусь. И тебе советую… А как нам быть, изголодавшимся солдатам? Как, я тебя спрашиваю? Я тебе скажу. Нам отчаянно повезло тогда! Пей! Такое слушать надо, крепко запивая. Понимаешь? Карета! А в ней две цыпочки! Обе красавицы! И из благородных! Немцы первыми захватили их. Они, признаться тебе, все-таки подлые собаки, эти пфальцы и прочее… Когда старшая упиралась, применили ножички у дочки на глазах. Ну, груди там у старшей порезали или отрезали. Они, немцы, любители такой кулинарии. Старшая потом не выдержала, прикончила себя кинжалом. Спрятан у нее был. Что ни говори, испанка! А дочь припугнули. Тут, признаться, и я не оплошал тоже. И про меня вспомнили, как-никак капитан! Страху-то нет! Не заразишься. Дамы-то знатные. Зря генерал испанский свое семейство в обозе таскал. Вот и дотаскался!
