А еще, важным отличием от монастырской жизни, у Миры теперь имелась собственная служанка.
* * *
Линдси была из тех девушек, кого мужчины называют хорошенькими. Черные волосы заплетены в длинную косу, глаза круглые и карие, носик чуть вздернутый. Она следила за собою чуть больше той меры, в какой это позволено служанке: держала ногти в чистоте, пудрила нос, румянила щечки, а однажды Мира уловила и запах духов, исходящий от Линдси. Графиня Нортвуд наказала бы служанку за этакие штуки: нечего из себя корчить барышню! Мире было все равно – лишь бы то, о чем она просит, вовремя появлялось в комнате. С этим Линдси справлялась быстро и без лишних слов. «Да, миледи», – несколько минут и: «Как вы просили, миледи». Хорошая горничная не притягивает лишнего внимания, а Линдси знала свое дело. Вот Мира и не замечала ее, тем более, что голова была занята мятежом, Нортвудами, пленом, тревогой… Впервые она всерьез присмотрелась к служанке утром пятого дня по прибытии в Уэймар.
Мира спала на каменном полу, подстелив одеяло. Три месяца в келье приучили к твердому и холодному ложу, а роскошная кровать, покрытая периной, была слишком мягкой и жаркой. Проворочавшись без сна первую ночь, Мира перебралась на пол. Однако утром она не отказывала себе в маленькой роскоши: выпить кофе, сидя в постели. Отпирала дверь, забиралась на перину, взяв с собою книгу, и тогда звала Линдси, дернув шнурок колокольчика.
– Будьте добры, кофе и сладость.
– Сию минуту, миледи.
После того, что случилось с нею в столице, Мира не любила башен и арбалетов, не терпела крашеных волос и всей душою ненавидела дом Нортвуд… однако кофе остался ее страстью. Кофе, книга и сладость даровали чувство, которое почти можно было назвать наслаждением.
Тем утром Линдси внесла на серебряном подносе чашечку напитка и блюдце с маковой булочкой, поставила на столик у кровати госпожи.
– Чего-нибудь еще угодно миледи?
– Нет, благодарю вас.
Мира потянулась к подносу, предвкушая заветные минуты удовольствия, а Линдси развернулась, чтобы уйти – как-то нервно, неловко – и смахнула чашечку на пол. Дзинь! Фарфор зазвенел, Мира вскрикнула от неожиданности.
– Ай!
Линдси ахнула, сию же минуту упала на колени и принялась быстро собирать осколки. Не поднимая глаз, заговорила:
– Простите, миледи! Умоляю, не серчайте!
Мира сухо ответила:
– Не стоит беспокойства.
Служанка повторила, пряча взгляд:
– Простите, ваше высочество… Я такая дуреха…
Тон ее показался Мире странным – сдавленным, что ли, смятым.
– Линдси, посмотрите на меня. Вы что же, плачете?
– Нет, миледи, ну что вы, миледи… – промямлила служанка.
Отлично, – подумала Мира, – просто прелестно! Меня содержат в плену и используют для шантажа, меня стерегут отпетые убийцы… и я еще должна утешать горничную из-за разбитой чашки! Ситуация выглядела до того абсурдной, что девушка усмехнулась. Спрыгнула на пол, присела возле Линдси.
– Позвольте, я помогу.
Горничная пришла в подлинный ужас, даже плакать забыла:
– Помилуйте, миледи! Нет, не нужно, этого нельзя!..
– Отчего нет? Мне все равно нечем заняться, а у вас пальцы дрожат – того и гляди, порежетесь.
– Нет, миледи, я все сделаю!
Линдси схватила осколок и тут же порезала палец.
– Бросьте, – строго сказала Мира. – Бросьте все это, я говорю!
Служанка послушалась.
– Посмотрите на меня, – Мира взяла ее за плечи. – Отчего вы так изводитесь? Чашку вычтут из вашего жалованья? Неужели она очень дорога?..
– Нет, миледи, вовсе не в этом… Причем тут…
– Так отчего же?
– Мне жаль… что вы… что я вас разочаровала.
– Какая нелепица!.. – воскликнула Мира, хотя, по правде, была расстроена, лишившись единственной за день радости. – Кофе – мелочь. Могло быть и хуже.
– Да?..
– Конечно. Стоит ли переживать по пустякам! Вот если бы, скажем, я попросила чаю, вы принесли полный чайник кипятка и опрокинули прямо мне в постель – это да, было бы немного конфузно.
– Ох, миледи!..
– Или, допустим, вы помогали бы мне одеваться и так затянули корсет, что я посинела бы лицом, была принята за покойницу и отдана гробовщику.
– Ой, что вы такое говорите!..
– Или вы, передвигая кресло, случайно задели бы ногою тайную педаль, и с раздирающим душу скрипом в полу открылся бы люк, ведущий прямиком в погреб с костями былых жительниц этой комнаты…
На лице служанки отразился неподдельный ужас, но Мира уже не могла остановиться.
– Или, к примеру, вечером я бы раскапризничалась и сказала: «Никакой искры! Хочу, как в детстве, читать при масляной лампе!» Вы принесли бы лампу и ненароком опрокинули, и все вокруг вспыхнуло ярким пламенем. Нам с вами пришлось бы спасаться бегством. Замок охвачен огнем, мы с великим трудом спускаемся по стене – вы в своем передничке, а я в ночной сорочке, – и бежим в город, где узнаем, что из-за нас началась тройственная война: Шейланды обвинили в поджоге Нортвудов, Нортвуды – Шейландов, а Ориджины сочли пожар покушением на Иону. Вот это, милая Линдси, я назвала бы поводом для некоторого беспокойства… а чашка – такая безделица!
– Миледи, – простонала горничная, – я скажу Френсису, что вы просили меня заменить.
– Что? – Мира спохватилась. – Нет, ни в коем случае! Вы мне очень нравитесь. У меня странное чувство юмора, его сложно понять… Простите мои шутки. И, будьте добры, принесите кофе.
Линдси ушла, а когда вернулась с новой чашкой, то уже полностью восстановила душевное равновесие. Увидев в руках Миры книгу, она даже осмелилась спросить:
– Не скажете ли, миледи, что вы читаете?
Ту мишуру, которой снабдил меня ваш Френсис, – хотела ответить Мира. Книга рассказывала о похождениях некоего авантюриста рода Эмилии – наглого, слащавого и самовлюбленного. По какой-то неведомой Мире причине высокородные дамы постоянно влюблялись в этого хама, а он проводил с барышней ночь-другую, убивал на поединке ее мужа (или воздыхателя, или брата – это уж по ситуации) и исчезал, взмахнув на прощанье черной шляпой с гусиным пером. Первородными леди его интересы не ограничивались – порою он не гнушался и служанок, но только если девушка в абсолютной точности подпадала под определение «хорошенькая». В романе имелись забавные фразочки и веселые моменты, но в целом он был до крайности безвкусен. Мира воспринимала эту книгу как личную месть Эфа за искровый кинжал.
Она ответила Линдси – сказала название романа и имя автора. Горничная спросила: а о чем книга? Мира ответила, о чем.
– Как интересно!.. – воскликнула служанка. – Жаль, что в жизни такого не бывает, как в романах!
Мира не нашлась с ответом.
– Хотела бы я уметь читать, как вы, – вздохнула Линдси.
– Ничего сложного, – пожала плечами Мира.
– Не для меня, миледи. Меня вот пытались учить, но я не освоила даже свое имя…
– Дайте бумагу и карандаш, садитесь рядом, – приказала Мира.
Линдси сделала, Мира показала ей, как пишется имя.
– Так просто?.. Мне как-то иначе показывали…
– То были рукописные буквы, а это – печатные, как в «Голосе Короны». Так вас тоже поймут, а писать проще. Попробуйте-ка.
Линдси сделала несколько попыток и, к собственному удивлению, преуспела. Засияла от радости:
– Ах, миледи!.. Вы так!..
Тогда у Миры и родилась мысль.
– Милая Линдси, не окажете ли мне услугу?
– Хоть дюжину услуг, миледи! С большим удовольствием.
– Вы знаете в городе книжную лавку?
– Конечно, даже три, их все знают. У Пьера, потом «Крепость мысли» и еще та, что за Косой площадью, в подворотне.
– Можете сходить туда и принести несколько книг?
– Сегодня же, миледи. Вот только… не напишете ли их названия? У книг имена всегда очень длинные – боюсь, запамятую.
Мира взяла листок и задумалась, покусывая кончик карандаша. Из трех посещенных ею библиотек – в Клыке Медведя, Лабелине и Фаунтерре – попыталась припомнить самые редкие тома. Такие, которые хранитель библиотеки снимает с полки обеими руками, бережно протирает бархоткой, затем глядит на твои руки – достаточно ли чисты, чтобы коснуться святыни?.. – и с придыханием сообщает:
– Сей труд зовется… – следует пара строк текста. – Было сделано всего девятнадцать списков данного сочинения, и, смею вас заверить, миледи, вы держите в руках наиболее достоверный из них!
Наконец, Мира сумела соединить в памяти четыре витиеватых названия с именами авторов и записала на листке то, что вышло.
– Ступайте в ближайшую книжную… как вы сказали?..
– У Пьера, миледи.
– Идите к Пьеру, дайте ему список. Скажите: если у него не найдется какой-нибудь книги (скорее всего, так и будет), то пускай разыщет и отправит мне завтра со своим слугой.
