Мы тормозим в кривом приплюснутом коридоре, испещренном пятнами весьма мрачного света, и толкаемся в дверь, неряшливо окрашенную зеленым. Там, окруженный множеством разнокалиберных и разноцветных экранов, сидит очень молодой человек с очень маленькой авторучкой в руке и что-то очень старательно пишет на чем-то, очень напоминающем видом настоящую бумагу. При нашем появлении он резко вздрагивает.
— Посторонним сюда нельзя! — кричит он, напуская на себя неестественную строгость. — Как вы сюда попали? Немедленно!
— Городской спок, — увесисто говорит Фей, не вынимая рук из карманов, и молодой человек вздрагивает повторно. — Вы один здесь? Кто-нибудь еще есть?
Тот кивает — сначала утвердительно, потом отрицательно.
— Ничего не пойму! Здесь кто-нибудь есть, кроме вас? Вы один тут?
Молодой человек кивает опять — на этот раз сначала отрицательно, потом утвердительно.
— Вопрос первый, — говорит Фей тоном, не предвещающим ничего хорошего. — Когда прибыл инспекторский корабль?
Юноша что-то мычит, слова не выталкиваются, хотя он и помогает себе частыми раскрываниями рта и громкими сглатываниями в промежутках. Я не понимаю причины его страха и потому сам настораживаюсь. Гранд-капитан Фей, надежный охранитель спокойствия, в том числе и нервных молодых людей, пишущих в одиночестве на бумаге маленькими авторучками под старину, находит нужным предупредить:
— Считаю до трех, и вы арестованы!
— «Дидрих-Даймлер»! — поспешно сообщает молодой человек, и лицо его отражает всю радость победы над голосовыми связками. По-моему, он идиот, думаю я.
— Это марка. А я спрашиваю — когда? Раз…
Нужная информация поступает незамедлительно, видно, что предупреждение возымело…
— Семнадцать пятьдесят восемь бэ цэ, рейс экстренный, задержка посадки двадцать три минуты, в пределах!
— Правильно, — говорит гранд-капитан, — молодец. А теперь напомни-ка, дорогой, что за турист сел перед «Дидрих-Даймлером»?
— Это был не турист, — тут же выпаливает юный олигофрен.
— Я ведь могу сказать: «Два».
— Но это действительно был не турист! — защищается наша смена. — Мы тоже сначала подумали, что турист, но регистрационная формула…
— Дай-ка ее сюда, твою формулу.
Мною овладевает глупое желание действовать, я уже еле сдерживаюсь, чтобы что-нибудь не спросить, только вот не представляю, о чем спрашивать.
— Вот. — Парнишка поворачивается к экрану и начинает перед ним колдовать с помощью пассов, а также магических взглядов. Экраны панически вспыхивают, покрываются сыпью неудобочитаемых знаков, время от времени предъявляя увеселительные картинки.
— Вот. Сейчас, — успокаивает сам себя юный знаток регистрационных формул. — Нет, не то. А-а, вот она!
Он тычет пальцами в четыре ряда символов, из которых я не знаю ни одного.
— Ага, — задумчиво вглядываясь в экран, говорит Фей. — Все понятно.
— Ну! — радостно подтверждает юноша. — Еще что-нибудь?
И уже не так интенсивно веет от него радушием или страхом. Он понял, ему ничего не сделают.
— М-м-м… Скажи-ка мне, пожалуйста… Это что, действительно не туристы?
— Но вы же видите!
— Видеть-то я, конечно… А тогда кто?
Юноша понимающе ухмыляется, крутит головой, поглядывает иронически на полицейскую форму Фея.
— Частный корабль, вот кто!
— Частный. — Фей погружается в мысли. Я из солидарности тоже глубокомысленно морщу лоб, но погрузиться не удается — так, какая-то дребедень. Иронический взгляд юноши адресован уже нам обоим. Наконец Фей пробуждается. — Кто встречал судно?
— В смысле родные и близкие? — уточняет юноша.
— В смысле официалы.
— Ну, обычно частных официалы не встречают. Разве что формально. — Он снова предается магическим пассам. — Вот… пожалуйста. Зигмунд Мурурова. Официал-общественник.
— Ах, вот оно что! Общественник. Я у вас его досье попрошу.
И тут происходит непонятное. Юноша багровеет и злобно узит глаза. Холодно чеканит:
— Вот вы тут требуете от меня всякое, а вы, между прочим, в официальном учреждении, куда, между прочим, не всякого… — И вдруг гневно взвизгивает. — Хам! Старикашка! — И сразу осекается, как только Фей удивленно приподнимает правую бровь. А потом, когда Фей начинает его с интересом разглядывать, в страхе загораживается руками.
— Досье, — ласково говорит гранд-капитан, и досье появляется моментально. С небольшим фото в правом нижнем углу, куда я буквально впиваюсь глазами.
— Он! — говорю я. — Он самый.
— Вы уверены? — спрашивает Фей, надежда всех городских обиженных.
— Еще бы! Он, точно!
Радость сыска охватывает меня.
— Адрес! — жарко приказывает гранд-капитан и бьет копытом о землю. — Адрес. Быстро!
Юный строптивец выпаливает адрес. Фей разворачивается и с криком «Хлодомир, за мной!» — устремляется к двери.
— Эй, — робко говорит юноша. — Он здесь.
Фей замирает.
— Где «здесь»? — грозно спрашивает он, и я тем же тоном повторяю за ним:
— Где «здесь»? Ну? Говори?
— Да здесь же, в здании. Сегодня его смена. Он с утра никуда не уходил. Очень много работы.
— Где он?
— Да рядом совсем. Соседняя дверь налево. Там официалы сидят.
— Кстати, — спрашиваю я у совсем уже отошедшего от недавних стрессов молодого интеллектуала, снова взявшегося за авторучку, — а почему инспекцию никакой официал не встречал? И что это еще за официалы такие?
Но ответа мне не узнать — Фей хватает меня за руку и выдергивает из комнаты. И что мы видим? Прямо на нас идет очень бойкий, очень веселый и очень знакомый не очень молодой человек. В руках у него чашка и голубое яйцо с вензельками. Мы оторопело провожаем его глазами, затем Фей выходит из оцепенения и выжидательно поворачивается ко мне.
— Он, — говорю я.
Человек тут же роняет чашку и с громким топотом исчезает за поворотом.
— Стойте! — орет гранд-капитан, бросаясь за ним. — Стойте! Вы свою чашку уронили!
— Ничего, это к счастью! — доносится издалека. Хлопает дверь лифта.
И тогда начинается погоня.
За свою жизнь я десятки раз участвовал в погонях, правда, не за людьми. Должен признать, что гоняться за животными и животнорастениями куда интереснее. За людьми очень уж бессмысленно получается. Сначала мы с Феем бежим вперед, потом назад, потом снова вперед, пробегаем коридорное ответвление к лифтовому залу, потом возвращаемся, наталкиваемся на коляску с милой старушкой, сплошь усыпанной декоративными мухами, отнимаем у нее коляску (старушка кричит, мы тяжело дышим), на полной скорости проскакиваем все двадцать четыре лифтовые шахты, останавливаемся, кидаемся к лестнице, бросаем коляску и бежим вниз в ужасающем темпе, Фей теряет ботинок, я подбираю, спотыкаюсь о Фея, и мы оба падаем — но уже на первый этаж. Я вскакиваю. Фей неподвижен.
