Трое склонились к колыбели. Священник осторожно откинул пеленку. На груди, над сердцем, было родимое пятно в форме пламени свечи, колеблемом на ветру. Лассаль поднял руку, показывая пальцем, но прежде чем он смог заговорить, священник схватил его за запястье. Он посмотрел французу в глаза. Строго сказал:
— Не будите ее.
Француз несколько мгновений смотрел на него, потом ответил онемевшими губами:
— Вы дьявол!
Священник отпустил его запястье. Спокойно сказал Мередиту:
— Я показал вам это родимое пятно, чтобы вы его узнали, когда снова увидите девочку. Не скоро, Чарлз Мередит, вы увидите ее снова.
Мередит почувствовал приступ гнева, но прежде чем поддаться ему, он успел удивиться, откуда это. Он прошептал:
— Прикройте его, Бреннер! Лассаль, придушите его!
И наклонился, чтобы взять девочку из колыбели. Застыл. В руках у него пустой воздух. И ребенок, и колыбель исчезли. Он поднял голову. Священник тоже исчез.
На месте Ю Чина стоял ряд лучников, больше десяти. Четыре светильника отбрасывали на них тени. Они были в древних кольчугах, на головах черные блестящие шлемы. Под забралами с бесстрастных лиц смотрели желтые раскосые глаза. Луки натянуты, тетивы напряжены, треугольные головки стрел, как змеи, готовы к прыжку. Мередит тупо смотрел на них. Откуда они взялись? Во главе цепи стоял гигант семи футов ростом, с древним лицом, как будто вырезанным из грушевого дерева. Его стрела была нацелена Мередиту в сердце. Остальные…
Он прыгнул назад, встал между Бреннером и Лассалем. Они стояли, недоверчиво глядя на линию лучников. Он увидел, как немец поднял пистолет, услышал, как он хрипло сказал: «Лунные лучники…», услышал крик Лассаля: «Бросай, дурак!» Услышал щелчок тетивы, свист стрелы, увидел, как стрела пронзила запястье немца и пистолет со звоном упал на пол храма.
Лассаль крикнул:
— Не двигайтесь, Мередит!
Пистолет француза ударился о пол.
Он услышал приказ — голос Ю Чина. Лучники двинулись вперед, не касаясь троих, но угрожая им своими стрелами. Трое повернули назад.
Неожиданно под алтарем в свете четырех светильников Мередит увидел колыбель и в ней спящего ребенка.
Рядом с колыбелью стоял Ю Чин.
Священник поманил его. Лучники расступились, и Мередит прошел вперед. Ю Чин смотрел на него непроницаемым взором. Тем же спокойным тоном, совершенно лишенным гнева или упрека, сказал:
— Я знаю правду. Вы считаете, что я ничего не смогу доказать. Вы правы — не смогу. В земном суде. А другого вы не боитесь. Но слушайте внимательно: у вас есть основания бояться меня. Однажды ребенок вашего брата будет послан к вам. До этого дня хорошо заботьтесь об интересах девочки и не пытайтесь — прямо или косвенно — повредить ей. У вас есть деньги, оставленные вам братом. В вашем распоряжении проценты с состояния. Пройдет не меньше семи лет, прежде чем она появится. Хорошо используйте эти годы, Чарлз Мередит: для вас возможно хотя бы отчасти загладить причиненное вами зло, хотя, конечно, полностью погасить свой долг вы не сможете. Но говорю вам: не пытайтесь отыскать ребенка, прежде чем его к вам пришлют, не досаждайте мне. А когда она придет к вам, дело будет уже не в моих руках. Вы меня поняли, Чарлз Мередит?
Мередит услышал собственный голос:
— Я вас понял. Будет так, как вы говорите.
Ю Чин достал из-под одежды пакет. Он сказал:
— Здесь описаны обстоятельства смерти вашего брата, его жены и рождения ребенка. Они засвидетельствованы мною и другими очевидцами. Моей подписи достаточно, чтобы доказать подлинность документа. Я указал причины, по которым считаю бесполезным добиваться наказания убийц вашего брата и членов его отряда. Написал, что предводитель нападавших пойман и казнен. Это правда! Истинные причины моих действий останутся вам неизвестны. Теперь подберите ваше бесполезное оружие — по крайней мере бесполезное здесь — берите бумаги и уходите!
Мередит взял документы. Поднял пистолеты. Повернулся и прошел между лучниками туда, где у выхода стояли Бреннер и Лассаль под стрелами лучников. Они вышли из храма и двинулись по древней дороге.
Молча, как в полусне, миновали они бдительные сосны и наконец оказались на поляне, где оставили лошадей…
Послышалось проклятие немца. Он осторожно двигал запястьем. И вдруг все трое будто проснулись. Фон Бреннер воскликнул:
— Стрела! Я чувствовал ее… Видел. Но нет никакой стрелы, никакого следа. И рука моя не ранена.
Лассаль очень тихо ответил:
— Никакой стрелы не было, фон Бреннер. И лучников не было. Тем не менее давайте побыстрее уходить отсюда.
Мередит возразил:
— Но я видел, как ударила стрела. И лучников видел.
— Схватив нас за запястье, Ю Чин овладел нашим мозгом, — ответил Лассаль. — Если бы мы не поверили в реальность лучников… мы бы их не увидели. Стрела не могла причинить вам вреда, фон Бреннер. Но священник захватил нас. Нам пришлось поверить в их реальность. — Он отвязал свою лошадь. Повернулся к Мередиту, поставив ногу в стремя. — Ю Чин угрожал вам?
Мередит с угрюмым весельем ответил:
— Да… но дал мне семь лет до осуществления угрозы.
Лассаль сказал:
— Хорошо. Тогда мы возвращаемся в Пекин. Переночуем в деревне этого слишком информированного старосты, поедем назад открыто. Но поедем быстро.
Он стиснул бока лошади коленями и поскакал. Остальные последовали за ним. Лошадь с широким китайским седлом спокойно смотрела им вслед.
Через два часа после наступления темноты они добрались до деревни. Староста был вежлив, снабдил их пищей и убежищем на ночь, но неразговорчив. Мередит молчал. Перед тем как они закутались в одеяла, он сказал Лассалю:
— Когда священник схватил вас за руку, вы собирались что-то сказать… что-то о родимом пятне на груди ребенка. Что?
Лассаль ответил:
— Я хотел сказать, что это символ женщины-лисы.
— Не говорите, что вы верите в этот вздор!
— Я вам говорю только, что такое пятно — символ женщины-лисы.
Вмешался фон Бреннер:
— Я видывал странные вещи в этом проклятом Китае и в других местах, Пьер. Но никогда стрела не протыкала руку человека и торчала в ней, дрожа… а потом исчезала. Но рука была мертва… моя рука.
Лассаль ответил:
— Послушайте, Франц. Священник большой человек. Я видел, как такое проделывают так называемые волшебники в Индии и Тибете. Но никогда не видел такой полноты, совершенства. Лучники пришли в наш мозг из мозга священника — да, это я знаю. Но говорю вам, Франц, если бы вы поверили, что стрела пронзила вам сердце, сердце ваше умерло бы так же, как рука. Говорю вам опять: он большой человек, этот священник.
