Брови у него выразительно приподнялись.
- Ладно, не выпендривайся, - мирно ответил Барма. - Раз уж пришел, подожди - мне тут надо решить пару вопросов. Собственно, почему ты здесь появился, что-нибудь произошло?
- Соскучился, - сказал Марочник.
- Соскучился? Это на тебя непохоже. Ладно, отдыхай, потом разберемся...
Он еще постоял два мгновения, собираясь с мыслями, сердце у него колотилось, и томительно, словно крохотный паучок, безобразно пульсировала на виске какая-то жилка, дыхание оставалось неровным, больше всего ему сейчас хотелось бы зайти Марочнику со спины и, достав пистолет, без каких-либо разговоров выстрелить в крепкий волосатый затылок, - это бы решило, наверное, все проблемы, - Барма даже зажмурился, так это было бы хорошо, но он знал, что на самом деле, это бы никаких проблем не решило, а потому, задавив в себе вспыхнувшее желание, деловито принес из аптечки пару тюбиков крема: На, Марочник, пользуйся!.. - и бессмысленно посмотрев, как тот свинчивает белую ребристую крышечку, точно вспомнив о чем-то, прошел в заднюю часть квартиры - оглядел три замка на двери черного хода, передвинул засов, опустил со щелчком ненужную теперь блокировку, а затем, напряженно прислушиваясь к каждому шороху в тишине, так же четко и деловито вернулся обратно, и все время почему-то чувствуя тяжесть пистолета в кармане, перегнулся через письменный стол, чтобы нажать клавишу небольшого селектора:
- Ну как там у вас?
- Все в порядке, заканчиваем! - донесся голос бодрого Цыпы.
- А Мухрас?
- Сейчас разбираемся...
- Подойди ко мне минут через двадцать!
Объяснил, краем глаза заметив вопросительное движение Марочника:
- Да-да, жив еще Цыпа - что ему будет...
После чего выдвинул из-под шкафа фарфоровую розетку в синих цветочках, принеся из кухни, накрошил туда немного черного хлеба, бросил корочку сыра, который сквозил аппетитными неровными дырочками, щедро плеснул молока и, присыпав песчинками сахара, осторожно задвинул розетку на место, к заднему плинтусу.
Ни единого шороха не донеслось из-за шкафа.
Тем не менее, Барма удовлетворенно кивнул. А когда Марочник, с нескрываемым интересом следивший за его действиями, спросил насмешливо:
- Так ты что, в самом деле веришь в Мышиного короля?
То он никак не отреагировал на насмешку, а серьезно и тихо ответил, пожимая плечами:
- Какая тебе разница, верю я или не верю? Я просто знаю, что он существует, - и затем добавил - уже несколько официальнее. - Не тяни время, Марочник, рассказывай, почему пришел...
- Значит, версия о том, что соскучился, тебя не устраивает?
- Мы не дети! - Барма махнул рукой.
- Ну, а если бы я, предположим, вернулся, чтобы добраться до Радианта?..
- Марочник, я тебя умоляю!..
Между прочим, он совершенно не рассчитывал на откровенность, но секунду назад усмехавшийся Марочник неожиданно погрустнел и сказал севшим голосом, в котором звучала тоскливая безнадежность:
- Если говоришь правду, то ни за что не поверят... Ну пришел, например, сообщить, что в лесах появились дикие кошки. Вероятно, разведка. Движутся они откуда-то с Севера. На контакт не идут. Больше мне пока ничего не известно. - Из наплечной брезентовой сумки, в каких обычно держат противогазы, он достал нечто странное, весьма напоминающее окаменелость, и со вздохом положил ее на письменный стол, отодвинув бумаги, покрытые грифами и резолюциями - Вот, я сделал слепок следов, чтобы не быть голословным...
Барма повертел в руках грубую сиреневую отливку, в твердой глине которой отпечаталась пятипая лапа - вероятно, с когтями и не меньше десяти сантиметров в диаметре.
От нее исходил валерьяновый лекарственный запах.
- Не морочь мне голову, - устало сказал он. - Какие-такие кошки? Откуда? Тут с сарацинами не знаешь, что делать. Вероятно, ты просто хочешь остаться в городе: надоело, появилась тяга к комфорту. Так вот, должен предупредить, что это у тебя не получится, приговор по твоему делу пока еще не отменен, да и вряд ли он будет когда-либо пересматриваться, если ты попадешься, то сразу же - заработает канцелярия. Сомневаюсь, что в этом случае мне удастся что-либо предпринять. Мэр бывает довольно упрям, а я, знаешь ли, не всесилен. И тем более, что у нас сейчас происходит очередное... мероприятие... В общем, я бы посоветовал тебе исчезнуть как можно скорее...
Он со стуком положил отливку обратно на стол. Руки у него немного дрожали.
Тогда Марочник делано усмехнулся:
- Значит, мне остается надеяться только на Мышиного короля?.. - Глаза их встретились. - Значит, игра прекратилась и начинается реальная жизнь?..
- А ты чего ожидал? - спросил Барма.
- Да нет, все правильно, - сказал Марочник. - Так и надо, я - без претензий...
Он, наверное, хотел добавить что-то еще, но в это время вдруг ожил пластмассовый старенький корпус селектора: щелкнули челюстями переключатели, замигала тревожащей краснотой сигнальная лампочка сбоку от микрофона.
Громкий певучий сигнал раскатился по комнате.
И сейчас же в казенном предбаннике раздался какой-то устрашающий грохот.
Словно, выламывали из стены всю дверную коробку.
Барма вскочил:
- Оружие у тебя имеется?..
- Неужели ты думаешь, что я буду тебя защищать? - спросил Марочник.
- А ты полагаешь, что тебя они пощадят?..
- Пощадят или не пощадят, а вмешиваться я не буду.
Марочник даже отодвинулся в кресле, чтобы продемонстрировать свою независимость.
Даже прикрыл глаза - как бы в дремоте.
Барма скрипнул зубами:
- Дурак! Мы погибнем!..
Щеку его прорезала складка.
В это время громадный кусок штукатурки отвалился от косяка, дверь, выламываясь из стены, мучительно завизжала, полетели шурупы, и она, будто мост на цепях, величаво и медленно опустилась, а по крепкой дубовой ее поверхности, точно бешеная сороконожка, обросшая мехом, извиваясь, проехал, наверное, тоже упавший Мухрас, и клыки его, выдающиеся изо рта, звонко щелкнули друг о друга, хватая закрученный пылью воздух.
Белая мыльная пена стекала по подбородку.
Было странно, что он еще жив: из лопаток его, по-видимому, пронзая все тело, треугольной заточенностью торчало широкое лезвие, и такое же широкое лезвие, высовывалось из поясницы - причем, оба клинка уже немного дымились - а раздутое хрипящее горло было перехвачено металлической цепью. И концы этой цепи удерживал присевший Ценципер - в позе лыжника также въехавший по двери в квартиру.
И тем не менее, он был все-таки жив, его вылезшие из орбит, в сети мелких прожилок глаза вращались, а громадные когти сдирали волокна с паркетного пола.
И разбухший язык еще выговаривал довольно-таки связные звуки:
