Солнце уже миновало зенит, и у ног легло темное пятно — сплющенная, раздавленная тень скафандра с изломанными манипуляторами.
Метроном звучал все громче.
Андрей положил пальцы на тугую красную кнопку.
Створки скафандра медленно разошлись, и нездешний зеленый свет ударил в лицо, ослепил.
Чужой плотный воздух забил нос и рот, и нельзя было ни вздохнуть, ни выдохнуть. Почему-то заложило уши, как в падающем самолете, и слышно было только, как хрустят ребра, бесполезно поднимая и опуская грудь.
Ослепленный и оглушенный долгой звериной мыслью без слов, он подумал, что это конец. Свободная правая рука, скребя по металлу ногтями, безвольно поползла вниз. Веки налились свинцом и закрылись сами собой.
И тогда сквозь затихающий шум крови он услышал свое имя.
Это не был далекий тоскующий крик, как бывает при галлюцинации или в сонном кошмаре. Голос донесся со стороны озера гулко, внятно и требовательно:
— Андрей!
Нина всегда будила его так. Подходила к постели и говорила в самое ухо:
— Андрей!
Но сейчас она сказала очень громко, так, что заклокотало тысячекратное эхо:
— Андрей!
Он рывком поднял отяжелевшую голову. Не открывая глаз, нащупал в нише аварийного запаса первый попавшийся биопакет и, разорвав зубами, выбросил наружу. Потом еще один. И еще.
Ямка, вырезанная в лабире лучевой пилой, быстро заполнилась кусками вспучившейся хлореллы, какими-то колбочками, змеевиками, пленками, сетками, в которых жили миллионы колоний невидимых организмов.
Сдерживать дыхание больше не было сил. Кто-то изнутри колотил будто молотком в оба виска, грозя проломить череп, под плотно сомкнутыми веками плыл кровавый туман, сквозь который мелькали черные снежинки — все быстрее, быстрее, быстрее…
Но перед тем как окончательно потерять сознание, он все-таки успех захлопнуть створки скафандра и нажать красную кнопку.
Возвращение из небытия было мучительным. Обожженные, отравленные легкие требовали кислорода, а сильно поредевшая хлорелла все еще не могла восстановить нарушенный ритм дыхания.
И тогда Андрей испугался.
Липкий страх полз откуда-то снизу, перебирался в руки, покалывая кончики пальцев, тошнотой подступал к горлу. Андрей открыл глаза. Вокруг ничего не изменилось, но он был уверен, что за секунду до этого окрестные скалы двигались. Двигались прямо на него, чтобы окружить, смять, раздавить. Он боялся моргнуть, потому что скалы за это мгновение могли сделать еще один шаг. Затравленно озираясь, он стал медленно пятиться к дископлану.
Дать тревогу! Немедленно дать тревогу!
Холодный пот стекал со лба, разъедая уголки глаз, мешая следить за скалами. В легких свистело и хрипело. Теплая струйка побежала из носа, расплылась на губах. Свободной рукой он вытер губы, поднес к глазам — на пальцах была кровь.
Дать тревогу! Немедленно дать тревогу!
Сзади звякнул металл. Андрей пригнулся, ожидая удара. Удара не было. Прошла четверть минуты, прежде чем он сообразил, что сзади лесенка дископлана.
Дать тревогу!
Скользя по ступенькам, он пятился вверх по лесенке, спиной пролез в овальный проем, устроился на сиденье. Задраил люк.
Дать тревогу…
Он, видимо, все-таки дал бы сигнал тревоги, если бы не приступ долгого, жестокого, изматывающего кашля.
Дышать стало легче. Сознание прояснялось, но голова трещала, словно после глубокого наркоза.
Сколько прошло времени? Андрея отупело смотрел на солнце. Яркий зеленый диск заметно клонился к горизонту, и вокруг него появилось третье кольцо.
Андрею вдруг показалось, что он пробыл без сознания очень долго, может быть, сутки. Сутки… Если сутки — корабль улетел. Его оставили одного. Его бросили. Его бросили в наказание… Один в лабировом аду… Один!
— "Альфа"! "Альфа"! "Альфа"!
Он взлетел, не набирая высоты, рискуя разбиться о пирамидальные пики туда, к далекому и желанному кораблю, напрямую, судорожно выжимая из моторов предельную мощность.
— "Альфа"!
Спокойный и слегка удивленный голос Медведева прозвучал рядом:
— "Прима", я — "Альфа", в чем дело?
Глаза предательски защипало, но теперь не от пота. Кривя губы, Андрей повернул тумблер автопилота. Несколько секунд бессмысленно смотрел на свободную правую руку, потом потихоньку стал натягивать перчатку биоуправления.
— "Прима", я — "Альфа", вы меня слышите?
— "Альфа", я — "Прима", слышу хорошо, была потеря связи, иду в квадрат О-А, аппаратура — отлично, обстановка без изменений, все в порядке…
Ровный тусклый голос жил отдельно, стандартные фразы радиосообщения рождались не в горле, а где-то между губами и микрофоном, но, как ни странно, именно это успокоило Андрея. Натянутые до звона нервы отпускало толчками, заставляя подергиваться руки и ноги. И все четырнадцать "руконог" скафандра время от времени покорно вскидывались.
Все обошлось. Все позади.
Бешеная, неуемная, истерическая радость овладела им. Он бросал машину вверх и вниз, вправо и влево, хохотал, пел какие-то песни, кричал — и, наконец, затих, обессиленный.
Все было, как шесть часов назад — так же висела в воздухе неподвижная тарелка дископлана, и так же бесконечной конвейерной лентой бежал внизу ковер, разрисованный геометрическими головоломками. Солнце садилось за спиной, из-за ребристого окоема пенистыми языками вырывалось зеленое пламя. Впереди уже показалась серебряная дуга облаков. Лабировые ущелья таяли, становились прозрачными, плыли внизу бесплотной дымкой, и только высокие конусы, еще освещенные солнцем, отбрасывали длинные острые тени. Дорожными указателями тянулись они вперед — километровые стрелы, нацеленные в темноту.
А позади…
Андрей оглянулся.
Позади зеленел лес. Тонкие витые стебли, раскачиваясь, ползли из-за горизонта в побуревшее небо, двоились, троились, выбрасывали вихревые сполохи листьев…
Он не сразу сообразил, что это прощальная шутка зеленого солнца.
Прощальная шутка…
Андрей снова закашлялся и виновато улыбнулся, отдышавшись:
— Еще… не совсем… прошло…
Он поискал глазами Нину и не нашел. Амфитеатр зала, час назад полупустой, теперь был набит до отказа. Многим не хватало места, и они стояли в проходах, под выгнутыми металлическими шеями операторских кранов. Голубые зрачки объективов тускло поблескивали со всех сторон, и Андрею снова стало не по себе.
— Вот, собственно, и все. К моменту стыковки я уже окончательно пришел в себя. Автомат поставил дископлан в ангар, а я направился в стерилизатор… В "инкубаторе" меня встретили Кривцов и Свирин. Я боялся, что Кривцов заметит отсутствие аварийного запаса и поэтому сказал Алексею, что мы справимся с "раздеванием" вдвоем. У Кривцова были еще какие-то дела с метеорными пушками, и он сразу ушел. Ну, а Свирин ничего не знал…
