Крейн одевался, когда зазвонил телефон. Пусть себе звонит. Он знал, что стоит ему взять трубку, как он услышит: “Доброе утро! Вы уже ели “Краккеруни”? В них — множество протеина и…” Или как вариант: “Зачем ждать, когда пришлют призывную повестку? Поступайте на службу сейчас же, по своему усмотрению, и воспользуйтесь следующими льготами для добровольцев…” Или: “Погода действует на ваше самочувствие? Болезни коронарных сосудов сердца убивают четырех человек из пяти! Ранние симптомы болезни следующие…”
И в то же время Крейну могли звонить по неотложному личному делу. Он поднял трубку и сказал:
— Алло.
— Привет, — ответил вкрадчивый, с хрипотцой женский голос.
— Боб?
— Да.
— Боб Крейн?
— Да. Кто говорит?
— Меня зовут Джуди. Я знаю вас, но вы меня не знаете. Появлялось ли у вас в последнее время ощущение какой-то тупости, словно вы не в своей тарелке?
Он положил трубку. Этот звонок заставил его принять решение. Он достал скомканную бумажку из ящика письменного стола На узкой полоске был записан адрес. До сих пор Крейн колебался, следовало ли ему добиваться осуществления задуманного. Но теперь он почувствовал себя уверенно. Он вышел из дома и остановил такси.
В спинке переднего сиденья тотчас вспыхнул экран, и Крейн поймал себя на том, что смотрит передачу “Сок “О-Вестен” на завтрак”. Он развернул газету, оставленную предыдущим пассажиром. Крейн не стал задерживать взгляд на напечатанной в четыре краски рекламе фирмы “Глиттеринк” с ее двусмысленными гомосексуалистскими, садистскими, мазохистскими, кровосмесительными и эротическими символами, по попытался сконцентрировать внимание на колонке новостей о начале новой правительственной программы жилищного строительства, однако его попытки игнорировать рекламу “Бриз-Деодоранта”, напечатанную желтым шрифтом по белому полю, оказались безуспешными. Тем временем такси достигло места назначения. Крейн расплатился с шофером, сунув ему банкнот, на одной стороне которого был изображен Авраам Линкольн, а на другой — нагая купающаяся женщина с куском мыла “Смути”.
Крейн вошел в каркасный дом, выглядевший довольно убого, отыскал нужную дверь и нажал на кнопку звонка. Было слышно, как в квартире задребезжал старомодный электрический звонок, а не модный колокольчик, отзванивающий мотивчики вроде “Иит-Миит”, “Джетфлай” или “Криспи-кола”.
Дверь открыла неряшливого вида женщина, которая подозрительно оглядела посетителя и спросила:
— Ну?
— Я… хм… миссис Ферман? Ваш адрес дал мне мой друг Билл Сиверс. Насколько мне известно, — понизил он голос, — вы сдаете комнаты.
— Убирайтесь вон! Хотите, чтобы у меня были неприятности? Я порядочная гражданка…
— Я заплачу, заплачу. У меня хорошая работа. Я…
— Сколько?
— Двести долларов. Это вдвое больше того, что я плачу за квартиру в новом доме.
— Входите.
Женщина закрыла за ним дверь на замок, потом на засов и цепочку.
— Сдается только комната, — сказала хозяйка. — Туалет и душ — в том конце прихожей, помимо вас ими будут пользоваться еще двое жильцов. Мусор выносите сами. Зимой обогревайтесь как знаете. Если нужна горячая вода, гоните еще полсотни. В комнатах готовить не разрешается. Никаких гостей. Плата за три месяца вперед, наличными.
— Я согласен, — торопливо сказал Крейн, потом спросил: — Телевизор выключается?
— Здесь нет телевизоров. И телефона тоже.
— И нет репродуктора фирмы “Слипку”, встроенного в стену, который всю ночь мешает спать? Зеркала не мерцают? И проекторы не укрыты в потолке и стенах?
— Ничего такого здесь нет.
Крейн заулыбался. Он отсчитал за квартплату прямо в грязную ладонь женщины.
— Когда я могу въехать?
Она пожала плечами.
— В любой момент. Вот ваш ключ. Четвертый этаж с фасада. Лифта нет.
Крейн ушел, продолжая улыбаться.
Миссис Ферман сняла трубку и набрала номер.
— Алло? — сказала она. — Докладывает Ферман. У нас новый жилец, мужчина лет тридцати.
— Прекрасно, благодарю, — ответил голос. — Начинайте лечение немедленно, доктор Ферман.
Грэхем Кракен лежал на смертном одре. Сквозь туман, застилавший глаза, он обшаривал взглядом ставший вдруг необычайно высоким потолок и вслушивался в слова утешения.
— Все шансы на вашей стороне, — говорил врач. Кровать, казалось, напряглась под Кракеном. Пружины матраца стали вдруг жесткими.
— Придет день… — Голос врача доносился до него словно приглушенный металлический звон. — Придет день, когда медицинская наука настолько уйдет вперед, что вас смогут оживить. Тем временем ваше замороженное тело будет в целости сохранено. — Металлический звон становился все глуше. — Придет день, когда наука восстановит ваше тело, и вы будете жить снова.
Грэхем Кракен умер легко, и труп его был заморожен.
Кракену пригрезилось, будто находится он в Майами-Бич, и глаза его открылись. В полутьме комнаты, в которой очнулся Грэхем Кракен, он, поморгав немного, разглядел посетителя, сидевшего подле его кровати.
— Доброе утро, — сказал незнакомец.
Кракен отметил про себя, что посетитель был лысым, пожилым джентльменом с приятным лицом.
— Доброе утро, — дружески отвечал Кракен. — У вас в ушах красивые серьги.
— Благодарю вас, — сказал посетитель. — Это антенны.
— Что?
— Это антенны транзисторных приемников, встроенных в мочки моих ушей.
— Неужто?
— Стерео.
— Великолепно, — сказал Кракен. — Как вы их выключаем?
— Не выключаю совсем, — отозвался посетитель. — Говорите чуточку громче, пожалуйста.
— Виноват, — сказал Кракен. — Не знал.
— Чудесная сегодня погода.
— По правде сказать, я не успел заметить. Кстати, что-нибудь сделано в этом направлении?
— Ну, кое-чего добились на короткое время, — сказал пожилой джентльмен. — Но пришлось отказаться.
— Вероятно, много противоречивых желаний?
— Боюсь, что так.
— Жаль.
Кракен бросил взгляд на окно, завешанное тяжелой шторой. В этот самый момент стекло за шторой разлетелось вдребезги.
— Что это? — спросил Кракен. — Беспорядки?
— Нет, — ответил посетитель. — Сверхзвуковой транспорт.
Запасной лист стекля автоматически вдвинулся на место разбитого.
— Догадываюсь, что у вас множество таких новинок.
— Все как бы само собой происходит.
— Между прочим, — полюбопытствовал Грэхем Кракен, — который теперь год?
