- Александр, застегнитесь, - велела она Правдивому, - что за манеры?
- Он новорожденный, Ларис Иванна, - пояснил я. - Расслабляется чаем.
- О! - Она притормозила, и Бледный остановился также, приникая к могучему плечу. Они всегда так ходили, если вместе с утра. - Это же необходимо отметить! Какая досада, что нет хотя бы шампанского!
- Позвольте, я угощу вас чаем, - с готовностью предложил Правдивый. Самовар - это вещь! Что хорошо, всегда горячий. С медком, с вареньицем, с ватрушечкой-пампушечкой... - Его замаслившийся взгляд перебегал по таким близким необъятным холмам и долинам под кимоно.
- Ах, мне нельзя мучного совершенно.. Бледный шепнул ей что-то, и они уплыли в свой угол.
- Неужели он ее тоже е...т? - глубоко задумавшись, проговорил Правдивый, отхлебывая чай.
- И бьет. Видал?
- Чего, ...а. Нет, то не ручная работа.
- Что ж тогда? Все лицо раздуло. Синяк.
- Что ты понимаешь! Был бы фонарь, так где? А! - под глазом. Под каким? А! - под левым, потому что справа прилетел. Лучше молчи, если не рулишь. На асфальтовую болезнь похоже, вот на что. Шла-упала. Но он... спирохета бледная.
- Что у вас тут за клички, понять не могу? Ты Правдивый, он Бледный...
- Но! У меня - сколько повторять? - фамилие. Это у него, у змея, погоняло поганое. Да он и есть бледный, чо, не видишь?
- А может, и у него, как и у тебя, - девичья, чин-чинарем? Не говорил он?
- Ты вообще видел, чтобы он вслух разговаривал? Только Ларке на ушко шмурыг-шмурыг, и она за ним, как та цыпочка...
- Ну, положим, я-то не видел, а может, кто еще? Тот же Сема или Кузьмич. Или Ксюха здесь дольше всех? Может, они знают?
- Слушай, ты. Писатель. (Черт меня дернул рассказать. Новичок, что вы хотите.) Ты или, понимаешь, засунь свой поганый язык себе в жопу, или отзынь от меня. У нас здесь вопросов не задают. Сегодняшний день твой, за Ворота не вызвали, так Богу молись, от радости пляши и все, и не порть праздник.
Правдивый сильно разозлился, но говорил тихо.
- Без году неделя, а туда же. Вон Сема идет, с ним толкуй, вы два сапога пара.
Худой кадыкастый Сема замер на пороге, привыкая после света к полутьме. В его голове застряли сосновые иголки и трава. Увидел нас с Правдивым, устремился в нашу сторону.
- Вот! - сказал он радостно. Зажатый костистый кулак улегся меж блюдечек передо мною. Пальцы с плоскими грязными ногтями раздвинулись. На ладони жалким геометрическим трупиком колыхнулась поломанная бабочка.
- Вот! - Сема сглотнул. - Лимонница, все честно. Сань, ты тоже смотри. Так что, Игорь Николаевич, что называется - вам мат, отдавайте пиджак. Да? А говорили - ничего, никаких... Так что уговор дороже денег, да? Кто ищет, тот находит, Игорь Николаевич, пожалуйте к расчету.
- Бушприт оботри, искатель, - проворчал Правдивый, косясь на бабочку. - Ты ее зубами, что ль, ловил?
Сема не обратил внимания. Он ликовал от замусоренной шевелюры до полоски грязи на щетинистом подбородке. На носу тоже была грязь. Надо же, две недели ни дождика, почвы - сплошной песок, а он...
- И если можно, Игорь Николаевич, то прямо сейчас. Дорога, что называется, ложка...
- Да мала чашка, - опять перебил Правдивый. - Не считается, ничего ты ему, Игореха, не должен. Она ж дохлая. Ее, может, ветром занесло.
- Т-то есть как? - зазаикался побелевший от обиды Сема. - К-как это занесло? Да совсем ведь свежая! Да я ее в-все утро в-выслеживал! Я час к ней подбирался, чтоб не спугнуть...
- Ну да, как к глухарю - на третьей песне. А я говорю, дохлая и ветром занесло.
- Нет, ну, Игорь Николаевич, ну сами посудите. ..
- И с чего это ты взял - лимонница? Откуда лимонница? Я чего-то никаких таких лимонниц в глаза не видел.
- Да вот же, вот пятнышки, - тыкал ногтем с каймой Сема. - Вот, поглядите.
- Мальчики! - донеслось из угла Ларис Иван-ны. - Что там у вас? Доброе утро, Самуил.
Сема невнимательно оглянулся и даже не кивнул. Он весь был тут.
- Вы не смотрите, что пыльца немного потерта, это я ее майкой...
- Это пари, Ларис Иванна, - сказал я, поднимаясь. - Я проиграл и вынужден платить. Иду за чековой книжкой.
- Никуда не ходи, Игореха, - гнул свое Правдивый под пятый стакан. Ничего ты не проиграл. Понял! - Он с грохотом впечатал подстаканник в столешницу. - Он ее из могилы раскопал! Животное, значит, усопло, схоронили, как полагается, чего надо сказали, чего надо выпилм, а он подглядел - и шуровать. В целях конспирации - рылом. Чтоб без отпечатков пальцев.
- Ах, Александр, что вы такое говорите...
- То-ч... Расхититель могил, вот он кто. Саркофаг таманхамоновский кто попер? Скажешь, не ты? Ах, не ты...
Я пошел к себе за расплатой, оставив Правдивого развлекаться в свой день рождения, который тоже наверняка был липовым. "Ты мне не гони. Тебе сказали чего? А! - на-се-ко-мо-ё. А бабочка, она как полуптица, понял? Вот пингвин, он полуживотное, а бабочка - полуптица. К вообще, какой ты Сема, когда ты Самуил? Шмуля ты, вот ты кто". Переливчатое сопрано Ларис Иванны: "Как, неужели действительно бабочка? Прелесть какая! Нельзя ли поближе Самуил, будьте любезны..."
***
Коттедж состоял из прихожей, двух комнат и туалетной с душевой. Другие, должно быть, такие же. Снаружи, по крайней мере, все одинаковые. Я путался первые день-два, натыкаясь на запертые двери. Это не обязательно были нежилые домики, просто оказалось, что в Крольчатнике принято запираться. Ключ от своего я тут же потерял и забыл о нем.
Я сразу прошел в туалетную, взял, что было нужно, и почти двинулся на выход, но что-то заставило заглянуть в комнаты. Не то чтобы меня привлек посторонний звук, или я заметил краем глаза детальку вроде переставленной книги, сдвинутого плаща на вешалке в прихожей. Я не успел заиметь здесь установленного порядка вещей. Внезапный позыв - за годы, проведенные в одиночестве, я научился не пренебрегать ими.
Прислонившись к косяку второй комнаты, которую я называл кабинетом, я думал, что было бы очень здорово найти здесь сейчас угрожающее письмо из вырезанных газетных строк. Развалившегося в кресле наглого собеседника, что напутствовал меня перед Крольчатником, явившегося продолжать. Рыжего Хватова, решившего со мной окончательно разобраться. Хоть, черт возьми, труп в луже дымящейся крови с торчащей рукояткой ножа! Вообще, я потому и назвал эту комнату кабинетом, что тут стоял письменный стол с принадлежностями и висели полки с книгами. Я не знал, что хранится в ящиках массивных тумб стола, и не собирался пробовать ни одно из торчащих в обширном приборе перьев. Я также не сниму крышку футляра пишущей машинки скорее всего очень хорошей, решил я, увидев впервые. Я бы с удовольствием совсем не входил в эту комнату, но помимо книг здесь стояла видеодека с монитором и при ней девяносто пять - посчитал - кассет с приключениями, развлекалками, легкой эротикой и классным мордобоем. Перетаскивать все это хозяйство в спальню не хотелось.
