Я сел. Мне просто необходимо было опереться на что-нибудь покрепче, чем две абсолютно ватные ноги.
Макс презрительно хмыкнул. Затем сел на кровати, откинув с себя одеяло, и заговорил холодным, резким тоном.
– Долгие месяцы исторических исследований. Талант десятков сотрудников. Кропотливейшая работа в лабораториях. Как итог – потрясающий успех. И вы надеетесь купить это за пятьсот тысяч кредитов?
Гувер помолчал.
– Нет, конечно. – Он улыбнулся. – Это ведь только мой первый ход. Слово за вами.
Я пошел к бару налить себе стаканчик чего-нибудь покрепче. Мое дальнейшее участие в разговоре было совсем необязательным. Может, идеи Макса иногда неоправданно опасны, непродуманны или просто безумны. Но что касается умения торговаться… Бедный Эдуард!
С чувством какого-то неясного удовлетворения я услышал, как безупречная вежливость все же изменила ему.
Тихо было вокруг. Который час уже. Иногда тишина бывает зловещей, напряженной и гнетущей. Не знаешь, куда деваться от такой тишины, силишься во что бы то ни стало разогнать ее, но звуки тонут, вязнут, разъедаются, словно в кислоте.
Сейчас – другое дело. Тишина успокаивала. Расслабляла. Умиротворяла, если хотите. Я как натура чувствительная всегда был подвержен действию окружающей обстановки. Поэтому лежал, подложив руку под голову и закрыв глаза, и предавался неспешно текущим меланхолическим размышлениям.
Почему я не убил Макса? Почему бы мне ни сделать это прямо сейчас? Я старался ответить на эти вопросы, но не находил сколько-нибудь сильных аргументов.
Обычно, в повседневной жизни, таким экстраординарным действиям как убийство противятся множество факторов. Я перебирал их один за другим и небрежно отбрасывал подобно огрызкам съеденных яблок.
Зачастую убить того, кто этого заслуживает, бывает просто физически нелегко. Не в нашем случае. Потенциальная жертва – вот она, в двух шагах. Да и как ей быть дальше, если мы вдвоем находимся в комнатушке два на три метра? Ну, «комнатушка» – это я так, поддался общему благодушному настроению. А вообще-то мы в камере находимся. Самый настоящий каменный мешок, без окон, потому как подвал, люк высоко наверху, так что никуда бы Макс от меня не делся.
Еще от убийства нас удерживает боязнь возмездия со стороны закона. Ну, этот аргумент вообще смешон. Во-первых, завтра нас в любом случае казнят, во-вторых, борлам, по-моему, наплевать, что мы друг с другом сделаем. Им важно, чтобы мы в ближайшее время покинули мир живых. Так что за помощь спасибо они, может, и не скажут, но и казнить меня дважды – за себя и за того парня – тоже не станут.
Обратимся к вопросам религии. Умерщвление ближних своих, безусловно, не относится к числу деяний, поощряемых Святой церковью. Но я совершенно уверен, что в небесной канцелярии не бюрократы сидят, и данный конкретный случай прописан там специальной строкой как исключение.
Ведь это благодаря Максу мы сидим в камере смертников на дурацкой планете в тысяче световых лет от родного дома. Особенно обидно, что на этот раз мы вляпались не из-за очередной гениальной идеи Макса, а по причине самой примитивной жадности.
Нет, и Риксон, конечно, мерзавец. Сто тысяч за одну, пятьсот – за пару… От такой занимательной арифметики у кого угодно башню снесет. Эх, половину из оставшихся мне часов жизни отдал бы за то, чтобы Риксон был здесь. Это ничего, что камера двухместная, мы бы потеснились.
Наверное, от искушения придушить Макса меня удерживает нежелание выглядеть глупо в собственных глазах. После того, как вчера я, имея возможность скрыться, ринулся вытаскивать этого идиота из лап двух десятков разъяренных борлов, без всяких шансов на успех… Чего уж теперь.
О, Макс, кажется, пошевелился. Он примерно раз в два часа шевелится. А так лежит, глаза в потолок вперивши, и непонятно даже, жив еще или сам Богу душу отдал.
– Не дрейфь, дружище, выберемся! – неестественно весело говорю я. Надоела тишина!
Макс смотрит на меня глазами умирающего от несварения желудка спаниеля.
– Прости меня, Кир.
– Даже не надейся! – Я громко фыркаю. – Вернемся на корабль, пять дежурств на камбузе подряд твои.
– Четыре. – Макс кривит губы в усмешке, принимая правила игры.
– Шесть. И не советую спорить дальше, – говорю с угрозой.
– Пусть будет шесть, – соглашается Макс. – Но учти, все шесть дней я буду готовить перловку.
– Ну и скотина же ты, Макс! – Я восхищенно качаю головой.
Мы замолкаем и дружно приподнимаем головы. Причиной тому – противный скрип открывающегося люка и прямоугольник света на потолке, добавившийся к свету тусклой лампочки.
* * *
Когда вы сидите с другом за второй бутылкой настоящего кубинского рома, когда в зубах у вас отличная сигара, а разговор как раз перешел с обсуждения достоинств знакомых и малознакомых дам на решение проблем вселенской важности – в такие моменты вам не нужны незнакомые посетители.
Есть исключения, конечно… Но тот, что высветился на мониторе моего домофона, был не того пола. Невысокий, толстенький мужчина с аккуратной круглой лысиной и неприятной улыбочкой на тонких бескровных губах.
Я решил, что он, очевидно, ошибся адресом и крайне неприветливо осведомился, какого, собственно, черта ему надо.
– Я к вам по делу, господин Ковальски. – Моя грубость не стерла улыбку с лица незваного гостя, и голос его был липким как мед.
– Мне нет никакого дела до вашего дела, господин Не-знаю-кто, – отрезал я.
– Меня зовут Риксон.
– Я вас об этом не спрашивал. – Я поднес палец к кнопке, прерывающей связь.
Или Риксон заметил и правильно оценил мое движение, или просто обладал завидной интуицией, но он засуетился.
– Подождите, прошу вас! Прежде чем вы отключитесь, позвольте сказать всего два слова.
Я недовольно поморщился, но кнопку пока не нажал.
– Говорите и учтите, что я умею считать до двух.
– Пятьсот тысяч, – медленно и четко сказал Риксон.
Мой палец сменил дислокацию и нажал совсем другую кнопку.
– Видите ли, господа, – Риксон вертел между пальцами стаканчик с ромом, так и не рискнув пока пригубить, – я – коллекционер.
– Судя по названной вами цифре, вы коллекционируете деньги? – спросил Макс.
Гость с готовностью засмеялся жирным благодушным смешком.
– Нет, деньги я предпочитаю тратить на предметы своего собирательства. Я коллекционирую редкости, господа. Предпочтительно инопланетные редкости.
– Довольно распространенное хобби, не так ли? – нейтрально заметил я.
– Как сказать, дорогой господин Ковальски, как сказать… – Риксон опрокинул, наконец, стаканчик себе в рот и забегал пальцами над столом. Выбрал кусочек копченого мяса – Макс при этом поморщился, а я одобрительно усмехнулся. – Мои редкости немного особенные. Не хочу показаться хвастуном, но большая часть предметов моей коллекции находятся на Земле в единственном экземпляре.
