Она тряхнула своей стриженой головой и рассмеялась.
— А катионит, — спросил Роман, — какой он из себя?
— Вот, смотрите.
Вероника извлекла из кармана сарафана горсточку порошка, который при лунном свете казался тёмно-лиловым.
— Действие его пока очень кратковременно, — вздохнула она. — Минуты три — четыре — и в воде снова полно примесей, а значит, и воздуха. Вот когда мы добьёмся… добьёмся, чтобы получалось уж по-настоящему, вот тогда… — Девушка передохнула, сжала ладонь с катионитом и снова разжала. Кристаллы слабо замерцали лиловыми и красными искрами. — Нет, вы только представьте: люди смогут ходить по воде там, где им вздумается. Рюкзак за плечи — и по океану.
Девушка бережно, как драгоценные камешки, пересыпала порошок из одной ладони в другую. Роман не сводил глаз с искрящейся струйки. Он был производственник, человек завода, каждый день решающий сугубо практические задачи, но эта твёрдая вода задела его за самое живое. Он угадывал, какие необыкновенные перемены таят в себе исследования незнакомого ему Корнея Васильевича.
А девушка, словно подслушав его мысли, сказала:
— Представьте только: когда-нибудь люди построят заводы для изготовления частей машин из воды. Здорово, а? — Роман промолчал. — Открыл кран, налил в форму и — пожалуйста, готово. Форму-то можно сделать из катионита. Так просто, что даже дух захватывает. Да что я вам объясняю, вы же лучше меня можете всё это представить.
Да, Роман отлично представлял. Перед его глазами встали чудо-цеха, в которых нет ни одного металлообрабатывающего станка. Вдоль пролётов тянутся только трубы, подводящие воду. И конвейеры, подающие катионитовые формы.
Автоматы отмеряют точные порции воды. И вот уже готовые прозрачные детали со звоном падают в коробки электрокаров. Их поверхность — предельной чистоты. Размеры — предельной точности.
Рудники, обогатительные фабрики, прожорливые дымящие домны, мартены, прокатные станы — всё окажется ни к чему. Новая “руда” совершит небывалую революцию в машиностроении. И руды этой реки, моря, океаны!
Преподнести бы такое на оперативном совещании у начальника цеха!..
Вот девчонка, вот фантазёрка!
— Ну, ладно, — сказал Роман, — только зачем же вы своим катионитом людей пугаете? Вот тётка моя, хоть в чертей и не верит, а к реке теперь подойти боится. Считает, дело тут нечисто. Да и я тоже, когда увидел, как вы по воде шагаете, подумал, у меня с головой того… — Роман покрутил пальцем у виска.
— Вы-то ещё что! Вон у тех кустов по утрам трактористы купаются. Ну, я к ним так же из тумана вышла, только в белое нарядилась. Так они из воды повыпрыгивали. Наверное, меня за воскресшую утопленницу приняли.
Вероника, раскачиваясь из стороны в сторону, хохотала. И Роман, представив перепуганных насмерть трактористов, не выдержал, тоже расхохотался.
— Я не пугаю, — пропела Вероника, — я… Ну, не знаю, как объяснить вам. Понимаете, стоит людям узнать о катионите, и они сразу перестанут удивляться твёрдой воде. А ведь на самом деле это изумительно! Правда же? Ну вот мне и хочется, чтобы перед людьми вдруг появилась ожившая сказка. Пусть не надолго, хотя бы на минутку. Но за эту минутку сердце замрёт и… и…
У девушки не хватало слов.
— Мечтательница, — сказал Роман.
— По-вашему, это плохо? — Вероника, притихнув, подняла глаза на Романа.
— Ну, не знаю, — растерялся он. — Может быть, и не плохо.
Вероника вытянула руку с искрящимся порошком и залюбовалась им.
— Знали бы вы, какой мечтатель Корней Васильевич, — вздохнула она. — Это ведь не я придумала, как из воды будут машины делать. Это он нам о будущем катионита рассказывал. А в науке, по-моему, каждый должен быть мечтателем. Разве не так?
Роман, соглашаясь, наклонил голову.
— А что же ваш Корней Васильевич, тоже так же таинственно перед людьми появляется?
Девушка взглянула на Романа испуганно и просяще. Сказала:
— Если вы с ним встретитесь, пожалуйста, не выдавайте меня. А то… а то он меня сразу выставит отсюда. А? Очень прошу вас.
— Ладно, — засмеялся Роман, — не выдам.
— По совести?
— Клянусь!
Вероника вздохнула с облегчением и, придвинувшись к Роману, неожиданно предложила:
— А хотите… пройтись по воде?
Он взглянул на реку. Залитая лунным светом, она предстала перед ним неожиданно таинственной, незнакомой. Роман увидел себя со стороны идущим по этому разлитому по воде золотому сиянию и почувствовал непривычное возбуждение.
— А что ж, — с удивлением услышал он собственный голос, — идёмте!
Девушка легко вскочила, протянула ему руку и увлекла за собой к реке. Прыгая с камня на камень, они стали пробираться туда, где было сразу поглубже. Вероника ободряюще улыбнулась заробевшему было Роману и уронила под ноги себе несколько кристаллов катионита. Поверхность воды закипела, будто в неё ударил грозовой ливень. Но очень скоро всплески исчезли.
Вероника шагнула с камня на воду, и вода закачалась под нею.
— Катионит действует пока на небольшую глубину, — предупредила она, — поэтому вода колышется под ногами. Но вы не бойтесь. Так даже интереснее. Ну, идёмте же!
Чёрт возьми, как он волновался, делая этот первый шаг по воде! Он крепче сжал тёпленькую ладонь девушки, словно в ней была для него надёжная опора.
Вода покачивалась под его тяжёлым телом, но с каждым шагом он чувствовал себя всё увереннее, торжественнее и радостнее. Казалось, что лунная дорога, по которой они идут, уводит их в мир чудес, наполненный необыкновенными превращениями. И хозяйкой этого мира была самая необыкновенная девушка на свете — Вероника.
1967
Экран астролокатора мерцал сумеречно и зеленовато. Под сводами низкого квадратного зала, точно крики неведомой раненой птицы, звучали протяжные позывные: “…Хлью-и-сииф… хлью-и-сииф… хлью-и-сииф…”
За пультом сидели трое: дежурный инженер Смыков, пятидесятилетний лысеющий мужчина в белой рубашке с закатанными рукавами; слева от него — узколицая женщина с зеленоватыми глазами, одетая в строгий серый костюм; справа — мужчина одних лет со Смыковым, крупноголовый, с торчащими во все стороны рыжеватыми волосами, сутулый, нахохлившийся.
Все трое молча смотрели на экран: Смыков — рассеянно, несколько раздражённо, женщина — в раздумье, рыжеволосый — насторожённо и нетерпеливо.
— Всё то же самое, — произнёс Смыков осточертевшую ему самому фразу. — Немножко в ином варианте, но музыка прежняя. Вам ещё не надоело слушать её?
