Ватсон рассказывал, как на него, Ватсона, в двухтысячном вышли люди и предложили денег на своё издание. Условие одно — работать против полковника и не врать. Согласился. Пока деньги были, выпускал газету, резкую, опасную, на грани фола.
Дальше — классика. Кого-то купили, кого-то убрали, с кем-то договорились.
С Ватсоном договариваться смысла не было. Газету задавили судебными исками, а его даже не убили. Так, покалечили и объяснили, что будет с его женщиной. Женщину пришлось бросить. Холодно, цинично, чтобы не дай бог, ни о чём не догадалась и не вернулась.
Потом, на чистом упрямстве, ещё повыпендривался, где-то публиковался, у кого-то искал правду, пожил в психушке, лишился дома. На фоне старых травм развилась скоротечная онкология. Всё.
«Брат, — спросил Ватсон, — тебе нужна будет ТАКАЯ жизнь?!»
* * *
Вадим Панов достал сигареты и предложил Брату. Брат закурил свои.
— Я рад, Олег, что поговорил с тобой, и ты всё воспринял правильно.
— Ладно, Панов. Ты меня не лечи. Давай лучше повторим, что завтра нужно делать.
— В редакции наш человек передаст тебе деньги. Никаких кукол, всё настоящее. Среда — день приёма по личным вопросам, и тебя мы запишем первым. Зайдёшь к полковнику, главное, будь полностью естественным. Помни, тебе НА САМОМ ДЕЛЕ нужна эта квартира. Ведь дом, в котором ты живёшь, не твой?
— Да. Я в нём даже не прописан. Он на Татьяну, мою сестру, оформлен.
— Ну вот. В любой момент вернётся она из Гомеля со своими бульбашатами, куда денешься? Ты ведь с полковником после этого о квартире разговаривал?
— Да раз десять! Обаятельная улыбка птеродактиля, похлопывание по плечу и «решим обязательно». Достал.
— Ничего, на баксы это чмо ведётся, как корюшка на поролон. Заходишь к нему, плачешься на тему, что родственники возвращаются, жить негде. Главное, чтобы он до денег дотронулся. Дальше — наша работа.
— В общем, просто. Я понял. Зашёл, сунул голову в петлю, тело вынесли.
— Ну что ты городишь? Думаешь, подобная работа проводится впервые? Или ты один такой героический незаменимый?
— Да ладно, Вадим. Можно же себе цену набить, правда?
— Морду тебе можно набить, — обиженно засопел гэбэшник.
— Панов, а ты сейчас капитан?
— И что?
— Полковника посадишь, майора дадут, наверное?
— Дадут. Догонят и ещё дадут.
— Як тому, что мне-то звания ни к чему, мне бы квартирку, всё-таки, а?
— Ну, ты жук! А такого правдолюбца-бессеребренника из себя корчил! Ладно, я думаю, мы решим этот вопрос…
— Где-то я уже такое слышал, — задумчиво протянул Брат.
— Вали отсюда, шпана! — взорвался Панов. — Всё — завтра. Как отработаешь, так и полопаешь.
— Пока, капитан. Пойду я. Хотя, — Брат остановился, взявшись за ручку двери, — это ведь ты в моём кабинете.
Тяжёлый том Ожегова врезался в стену над его головой, и Брат, хохоча, выскочил в коридор.
***Ватсон стоял на площади напротив администрации, а вокруг него, оседлав «Хонду», нарезал круги Олег.
— Ну что, дядя, — Брат подошёл и ловко пнул по заднему колесу заходящую на новый круг «Хонду», — как племянничек справился с домашним заданием?
— Нормально. — Ватсон снял и спрятал в карман наушник. — Хотя под конец увлёкся немного, мог переиграть.
— Рокер этот давно подкатил?
— Только что. Возмущён состоянием арсенала. Но в целом, кажется, вполне доволен и что-то задумал, по-моему. Вообще я удивляюсь его лабильности, воспринимает происходящее как игру.
— Это правильно. Здесь, если быть серьёзным, раньше времени окажешься в психушке. Кстати, как там, вообще, Ватсон?
— Будешь выпендриваться, узнаешь. Олег! Кати к дому да по пути затарься хорошенько. Бабок ещё дать?
Олег отрицательно мотнул головой и поддал газу. Тихо урча, скутер быстро скрылся за ближайшим зданием. Ватсон проводил его взглядом, непонятно о чём вздохнул и сказал:
— Ну вот. Пойдём, что ли, коллега?
— Доброе утро, Олег Викторович. А что это вы на работу вышли? Общайтесь с родственниками, отдыхайте, я же вас отпустила, — Тортилла благоухала свежим дезодорантом, щедро вылитым поверх вчерашней синтетической кофточки.
— Здрасьте, Валентина Андреевна. А я не на работу. Я к главе. — Брат наклонился к Тортилле и, заговорщицки понизив голос, сказал ей на ухо — Мы договорились обсудить сегодня новые направления в работе районной прессы. Ну и некоторые кадровые перестановки в редакции. Извините, опаздываю, сам ждать не любит.
Брат столкнулся с Тортиллой, выйдя из соседнего кабинета. Там он получил деньги от плоского серого человека, который, казалось, не имел даже тени. Серый, отдавая конверт, произнёс невыразительно и бесцветно: «Встреча через четыре минуты. Будьте естественны и не беспокойтесь. Мы рядом». «Это меня больше всего и беспокоит», — брякнул Брат, забрал, не глянув на содержимое, конверт и аккуратно прикрыл за собой дверь.
Третий этаж, по лестнице через ступеньку, «здрасьте» встречным, приёмная. Прямо — секретарша Алевтина Георгиевна, тёмная тяжёлая дверь с крупной, под медь, табличкой — направо. «Вас ждут, товарищ Семёнов», — кивок, дверь потянул на себя, вдохнул-выдохнул.
Ну-с, понеслось.
Ватсон напряжённо слушал, прогуливаясь то перед входом в администрацию, то останавливался покурить под окнами кабинета полковника. Пока всё шло нормально. Кажется. Но Ватсона не оставляло ощущение, что он упустил что-то важное. Чего-то не предусмотрел. Не додумал. Достал рацию, ткнул кнопку вызова:
— Олег, ты где?
Динамик после паузы прошипел:
— Как договаривались, веду наблюдение из своего сектора. Тебя вижу. Ты поменьше суетись, Ватсон. Нервный слишком, ходишь, как маятник. Всё нормально, чёрный ход я тоже вижу, если будут выводить через него, замечу. Ага, машины подъехали. «Волга» гэбэшная, наверное, и «джип», тот, что ты мне вчера показывал, который у дома полковника стоял. Из него сейчас качки высыпались. Три штуки.
— Какие качки, Олег, что ты городишь?
— Не знаю. Двоих вчера точно видел, с вашим ментом-уродом. Третий, Ватсон, к «волжанке» пошёл. Ё! — рация замолчала.
— Олег, что там, почему замолчал?
— Ватсон… Третий с вашим знакомым кренделем беседует.
— С кем?!
— С Пановым… Вадиком.
***
Олег соображал быстро. В разведке по-другому никак. В голове, как муха о стекло, билось не понять где услышанное: «Других не берут в космонавты, других не берут в космонавты…» Или там не так пели?