Мы быстро сняли сцену аудиенции, без репетиций, той же камерой, какой снимали только что в двенадцати километрах отсюда. Я лопался от гордости. Такого пластивидение еще не знало. Потом король представился нашим зрителям, произнес занудную речь, синхронно переведенную птицей. Здешний аналог пластивидения показал свою программу, составленную из банальных сюжетов о красотах природы и столиц остальных государств Трувии. Эта часть передачи меня не устраивала, так как я знал вкусы наших зрителей, но Вир III настоял на своем. Заключительная сцена получилась лучше. Я уговорил короля показать выступления танцовщиц и танцовщиков и снял балет не хуже Ондры Буриана. Король с Манфредом завершили передачу, длившуюся тридцать минут максимальное время, отведенное для трансляций из космоса. Думаю, мы заслужили это тем, что нарушили закон Иоганссона.
Колени подо мной подгибались, девушки выглядели, как после турпохода, но мы встряхнулись, поблагодарили друг друга, в то время как к нам по воздуху плыли сосуды с вином и сладостями. Люда показала королю видеозапись передачи - она была великолепна. Мы поздравляли короля, а Манфред, потрясенный, не мог произнести ни слова и лишь улыбался с отсутствующим видом. Думал, наверное, что теперь-то путь к капитанским погонам, униформе астронавта и Бриллиантовым Орлам открыт. Вир III что-то говорил, но мы не понимали ни слова, так как птица охрипла, потеряла голос и теперь грустила в углу. Я узнал от Манфреда, что Фукуда улетел обратно, видимо, жаловаться. Мне стало жарко. Наша Профкоманда нарушила инструкции. Фукуда летел зря. А ведь такой полет за границу шести тысяч парсеков стоит бешеные деньги. Если нас заставят платить, даже наши правнуки не рассчитаются. Отвечает за все, конечно, режиссер, но и я влип, ведь я же его ассистент и вдобавок снял другую передачу. Но вскоре тревоги оставили меня: будь что будет!
Вечером король предложил проведать наш корабль и посмотреть, чем занят Ламач и его команда. Оказалось, они не тратили времени впустую. Венца Мадр ухитрился ликвидировать ненужные горы и покрыть местность парабиотическим пластиком. Издали трава казалась по-прежнему сочной и свежей. Носорог, с которого сняли краску, убежал к своим, из Яна, Амоса и Коменского вынули параинтеллект и превратили обратно в обезьян. Бурная выдалась ночка. Из Трасмадома валом валили гости, многие прямо в жилищах. Наш первый сопровождающий научил человеческой речи целую стаю птиц, и у каждого из нас теперь был личный переводчик. Что творилось в ту ночь! Отдельные картины мелькают в моем мозгу. Помнится, я учил ямнитов приемам дзюдо, вел серьезные беседы с местной красоткой, потом где-то заблудился, и обратно меня привела одна из обезьян: то ли Ян, то ли Амос. К утру я уснул как убитый. Проснулся только в полдень. Наша аппаратура уже была доставлена из Трасмадома на корабль. Гости вернулись домой, остался лишь король со свитой. Близился момент трогательного расставания. Мы получили щедрые королевские дары хрустальные шары. Но отнюдь не в качестве пресса для бумаг. Шарик нужно зарыть в землю, и из него вырастет дом с восемью комнатами. Король извинился за то, что модули будут неизменяемыми. Впрочем, дальнейшие встречи помогут решить и эту проблему. Похоже, он не сомневался в том, что мы вернемся на Трувию. Бедняга не знал главной заповеди пластивизионщиков - никогда не возвращаться на место съемки. Зритель хочет видеть новое, он порядком избалован.
Ни с того ни с сего король вдруг повернулся к Манфреду и через переводчика сказал ему:
- Я полюбил тебя, как родного сына. Останься с нами, Петр, хоть ненадолго.
Манфред колебался. Я понимал его сомнения. Дома его ожидает триумф, слава, через десять лет он станет капитаном, потом коммодором и будет регулярно появляться на экранах пластивидения. Но ведь Вир III предлагает ему нечто вроде посольской должности, и по мере развития отношений с Трувией его положение будет упрочиваться. Трудный выбор! Наконец Петр решил остаться. Король был счастлив, плакал от радости и обнимал друга.
Мы вошли в корабль, король со свитой и Манфредом отошли за холм, откуда они намеревались наблюдать за стартом, в котором не было ничего величественного. Наша развалина содрогалась, будто пришел ее последний час. Наконец мы одни.
- Что сказал Фукуда? Бесился? Угрожал? - спросил я.
- Не говори о нем. Чертов Фукуда. Я сыт им по горло. Меня тошнит от него. Ну и досталось же нам!
Я оскорбился, что они не интересуются моей передачей. Слабоваты нервишки у шефа. Или он боится возвращаться домой? Неприятности, лишение премии, возможно, увольнение, если не
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
(отсутствуют 3 последние страницы повести)
