Пес стоял на пороге, изучая меня. Увидев, что я возвращаюсь, он побрел в кухню.
Все в комнате показалось мне до смешного банальным.
И тут я почувствовал приближение чего-то необычного - защемило в груди, захотелось закрыть руками глаза - они болели, как от яркого света. Было трудно дышать. Мир начал медленно распадаться на составляющие сначала предметы отдали в окружающее пространство свою форму, потом начали терять цвета. Оттенки осыпались со стен, со стоявшего на облупленной тумбе телевизора ?Рекорд?, они отслаивались большими пластами, как штукатурка, наложенная неумелым учеником. Стало терять глубину небо, оконное стекло и даже грязно - белая краска подоконника стала как-то ровнее выглядеть на старом дереве, невыразительно. Предметы роняли свои названия, как листья слово ?окно? и окно существовали в одном месте, но раздельно. Единственным предметом, сохранявшим цвет, силу и единство была черно-белая фотография особняка в стиле модерн, лежащая на расплывающемся подоконнике. Я схватил ее, пытаясь остановить разложение Вселенной, силясь понять, что в этой простой фотографии может быть столь стабильным и уверенным, и обнаружил, что мир вновь спокоен и зыбкости больше нет. Боль в глазах прошла, но я никак не мог понять, что мне мешает.
Звонили в дверь.
Только облавы мне не хватает. Пусть что хотят делают - я открывать не стану. Хорошо еще собака на кухне не лает.
Звонившие отчаялись, и уже ворочали непослушным ключом в замке.
Рисковать было нельзя. Я спрятался за шинели, висевшие на вешалке. Шинели пахли сырой землей и чем-то еще - возможно, порохом. Дверь, наконец, открылась.
- Дмитрий!! - Сашенька прошла по коридору и почти что коснулась меня.
В руках у нее была голубая папка, с желтыми тесемками. - Дмитрий!!!
- Да здесь я, здесь.
Она отпрыгнула от вешалки, готовясь принять удар, но подвели высокие каблуки - подвернув ногу, Саша стала падать и я едва успел подхватить ее.
- Дмитрий, Вы меня очень напугали... Вы не звонили мне - пришлось самой...
Я вспомнил разорванную визитку, подумал, что надо бы вымести ее из под кровати.
- Отпустите же меня!
- Да пожалуйста...
Ее духи мне понравились. Отпускать ее совершенно не хотелось.
- Дмитрий, я принесла Вам настоящее досье.
- Настоящее?
- Ну конечно же! Да отпустите Вы меня наконец! - я был почти что отброшен. Вероятно, это было что-то вроде айкидо.
- И что, для этого и пришли?
- Ну, если тебе все равно, если ты хочешь сдохнуть, то я пойду! - она кричала на меня, обозленная моим невниманием.
- Ну, ничего, не сдохну я, не волнуйся! Не сумею я сдохнуть.
- Дима, они подставили тебя, они же тебя используют!
- Да я знаю все это, что ты суетишься. Что им от того, что я сдам им этого докторишку? Таких, как он тысячи! Может быть, даже миллионы!
- Они не доктора хотят поймать. Они твоего отца ищут.
И в этот момент, уже второй раз за сегодняшний день, я услышал, как меня зовут с другой стороны, шум волн был ясен и свеж. Свет был еще более ярок. Все плыло, меняя цвет и имена. Саша дергала меня за рукав:
- Дмитрий, что с тобой?!
Собака в кухне заворчала. Застучали когти по полу, и в дверном проеме показалась голова проницательного пса. Саша в недоумении выпустила мою руку.
- Он что, живет у тебя?
Голоса неожиданно умолкли, как и не было вовсе. Рассеялся свет, потерялись звуки.
- Ему больше негде. Давай свою папку. --------------------------------------------------------------------------1 Встреча на Березине - неофициальное название события, положившего конец Второй Мировой Войне. После двухлетнего противостояния, немецкие и советские части, измотанные бесплодными боями, стихийно начали брататься, что послужило поводом к подписанию сепаратного мира в мае 1945 года и дальнейшему слиянию великих держав в Империю. 2 Судьбоносное решение - решение о приостановлении военных действий, практически одновременное свержение диктатур Сталина и Гитлера и подписание сепаратного мира. Позднее Судьбоносным Решением стали называть интеграцию СССР и Германии. ( все события происходили в 1945-1949 гг., что отражает неточность в словах либо проф. Шепелева, либо Дмитрия Александровича). 4. Книга об Именах
В образованном обществе
держатся того правила,
что человек только с той
минуты начинает для нас
существовать, как нам его
представили.
?Хороший тон?,
С.-Петербург, 1881г.
Мы сидели на кухне - Сашенька разобралась в холодильнике, и стояла у плиты - варила кофе. Пес внимательно наблюдал за процессом из своего угла.
- А кофе откуда взяла? - спросил я. Папка лежала передо мной, неоткрытая.
- С собой принесла. Не знаю, думаешь, что сюда нести нужно? Это же я тебе перестановку с утра заказывала.
- Что же тебя на такую работу понесло, дорогая?
- А что, предложения есть?
- Так я думаю, что тебе после этого визита и так придется новую работу искать.
- Ну, это мы еще посмотрим. Не совсем я еще дурочка. Кое-чего понимаю.
- Так может, расскажешь, зачем они меня кололи вчера? А то я, видно, совсем дурачок. Еще не все понимаю.
- Слушай... - она отвернулась от плиты. Одной рукой она поправляла волосы, другой придерживала турку, - Тебе что, важно, кто конкретно это сделал? Воинское звание? Зарплата? Сколько таких, как ты, в день ему приходится колоть? Правда нужно? - на плите зашипело, запах кофе стал еще более резким, - Ну, конечно, сбежало, козел! Теперь плиту мыть.
- Это ведь шофер? Я правильно догадался?
- Ну и что с того? По-моему, хоть экскаваторщик. Держи свой кофе. С такими вопросами немного узнаешь. Хоть посмотри, что я тебе принесла.
- А что, унесешь?
- Да нет, не унесу... Не заметят все равно. Бардак. Это дело они уже закрыли. Твое теперь пополняют.
Я открыл папку. На первом листе, как название рукописи, стояло:
Дело о разрушителе
- Ну, а папа мой покойный тут причем, можешь мне сказать?
- Дима, ты не волнуйся, не покойный он у тебя. Живой.
- Слушай, ну я себя сегодня неважно чувствую - ладно. Я за собой не слежу совсем. А ты - девушка современная... Хочешь, я тебе прием у доктора Шепелева устрою? Вот кофе у тебя вкусный получается. Это да. А фантазии какие-то странные.
- А ты не смейся. Ты читай.
На первом, полуистлевшем листке, похожем на папирус, было написано несколько строк. Записку начинали писать шариковой ручкой, и где-то в середине продолжили карандашом.
?Это у меня с самого детства.
Ничего долго не может продержаться. Все, к чему я прикасаюсь разваливается.
Мой папа умер, когда мне было семь месяцев от роду, бабушек и дедушек не помню вовсе - не привелось познакомиться - говорят, эпидемия чумы (мне что-то не верится).
Чем я старше - тем сильнее это видно. Хоккейная команда, в которой я тренировался, была расформирована, тренер застрелился - никаких надежд найти работу. Молодежный хоккей в стране пришел в упадок. Я уже тогда догадался, что все дело во мне. Ну к чему все это рассказывать кому-то все равно не поверят, скажут - бред.
