— А поменьше?
— Поменьше нет, — с сожалением произнес Фриц, который от выпитого стал плаксивым и сентиментальным.
— Ребята, а вы меня завтра в семь утра не разбудите, а то на работу опоздаю. — Мужик смотрел умоляюще.
— В семь чего? — ехидно поинтересовалась Глаша и снова указала на часы.
Изя проследил за направлением ее руки и только теперь обратил внимание на то, что часы идут в обратную сторону. Секундная стрелка с упорством, достойным стада ослов, перла от пятого деления к четвертому, от четвертого к третьему, от третьего ко второму, дальше к первому, потом на секунду застыла в поисках нуля, и снова продолжила свой ненормальный путь.
Когда Изя вернулся к столу, из-за которого и не выходил, мужика в комнате уже не было.
«Бред какой-то, — подумалось Изе. — И вообще, если это все пьяные глюки, то почему они появились прежде, чем я напился». Изе стало страшно. Он побледнел, позеленел, пошел красными пятнами, затем пробежался по всему спектру и остановился на бирюзовом — своем любимом. Еще страшнее и бирюзовей ему стало через несколько секунд, когда по всему дому пронесся дикий рев. Гость задрожал и обернулся к двери. В проеме застыл огромный силуэт. Тело чудовища покрывала блестящая чешуя, с огромных, в полруки длиной, клыков и в полклыка рук стекала ядовитая слюна. Мелкие глазки пылали злобой, крупные — отсвечивали ненавистью. Изя почувствовал, как волосы зашевелились на макушке, волосы почувствовали, как зашевелился Изя. «Еще чуть, и штаны намокнут», — испуганно пробежало между шевелящимися. Чудище приблизилось, приняло картинную позу и проревело:
— Трепещи! (Мог бы и не предупреждать, Изя и так дрожал как осиновый лист.) Трепещи, ибо смерть твоя пришла к тебе в моем лице. Я Бред Сивкобыл…
Конец блистательной речи потонул в истерическом хохоте. Изя смеялся от души, мстя за пережитый ужас.
— Ты чего? — не понял Сивкобыл. — А ну-ка полчаса бояться!
— Тебя? — сквозь смех прохрипел Изя. — С таким-то имечком?
— Ну вот, опять. — Чудище растеряло всю свою грозность, а заодно и некоторые части тела, но, видимо, решило не собирать их и отрастило новые. — Я такой страшный, а меня не боятся. И главное — из-за чего? Из-за имени. Каждое самое завалящее зло имеет звучное имя: Сатана, Люцифер, Дракула. Даже Фреди Крюгер и тот звучит, а я… Все, ухожу из чудовищ в клоуны.
— Да ладно тебе, — пожалел Изя. — Не расстраивайся. Давай выпьем.
— Наливай, — то ли с горя, то ли с потолка заревело чудище. — Хоть напьюсь, может, полегчает.
Опрокинув пару стаканов, чудище стало еще страшнее, да еще и раздухарилось:
— Сейчас как пойду, — похвалялось оно перед Изей. — Как напугаю!
— Кого?
— Их, — чудище ткнуло лапой в сторону Либерштейна с супругой.
— С таким-то имечком? — усмехнулся Изя.
— Что в имени тебе моем? — пафосно возмутилось чудище.
— Ничего, но только сам же сказал, что имя должно быть звучным и устрашающим.
— И что мне делать? — расстроилось чудовище.
— Не называй имени, — пожал плечами Изя. — Или псевдоним возьми.
— Псевдоним? — заинтересовалось чудище. — Какой псевдоним?
— Звучный. Пердимонокль, например. Или… Ну я не знаю: Кровавый Джек, Черный Ужас, Вася Страхов…
— Это идея, — пьяно заухмылялось чудище. — На ком попробуем?
Бывший Сивкобыл плотоядно оглядел комнату.
— Тренируйся вон, на кошке, — отмахнулся Изя. — Или на собаке, на худой конец.
Сивкобыл повернулся к двузадому псу, пустил слюни и проревел на худой конец:
— Трепещи, ничтожная тварь! Ибо я — смерть твоя, Кровавый Пердимонокль Вася Страхов пришел за тобой.
Эффект оказался сильнее всяческих ожиданий. Бедная собака поджала оба хвоста и бросилась бежать. Правда, в разные стороны. Окрыленное (в прямом смысле) таким успехом чудище повернулось к кошке и повторило тираду. Черная кошка медленно поднялась, вместе с ней поднялась и шерсть на ее загривке, а также иные части тела и органы, причем на разную высоту. Бедное животное от ужаса вспрыгнуло на стол, опрокинув бутылку водки, и выскочило в окно.
Содержимое опрокинутой бутылки медленно растеклось по столу, заливая лежащие рядом книги и карты.
Изя хотел промакнуть лужу, но не успел. Водка молниеносно впиталась в колоду. Иванов подобрал карты и с изумлением и Либерштейнами обнаружил, что лежавшая нижней дама червей выглядит совершенно пьяной. Следовавший за ней пиковый валет смотрелся не лучше. Изя решил разложить пасьянс, и вскоре одна за одной прямоугольные картинки шлепались друг на друга со сладострастными ахами и вздохами.
— Надо же, — заметил Изя. — Все как у людей. Я бы тоже на эту червовую даму без стакана и не посмотрел…
Когда громкость карточных воздыханий превысила все разумные, неразумные и псевдоразумные пределы, Изя брезгливо бросил колоду и вытер пальчики белоснежным кружевным платочком:
— Тьфу! Точно все озабоченные!
— А хошь, мы тебе погадаем? — спросила развеселая бубновая дама, сползая с трефового валета.
— Это идея, — подхватил кто-то, прежде чем Изя успел что-то сообразить.
Карты сами собой перетасовались и разлеглись на кучки. Верхним вывалился трефовый туз. Даже при своем полном незнании карт, Изя знал, что туз треф означает казенный дом. Карты наперебой принялись что-то объяснять, молчание сохранял только туз треф.
— По-моему, ему расклад не понравился, — озадаченно произнесла дама треф.
— Давай попробуем еще раз, — предложила червонная дама.
— Давай, — согласился пиковый король.
Дама дала, и карты переразложились, отпуская шутки и ехидные, а порой и наглые подколки. Последним лег трефовый туз.
— Ты опять? — возмутился Изя.
— Тебя посодют, а ты не воруй, — поведал туз.
— Это трефовый что ли? — вопросил туз бубей. — Погоди, Изя, друг, сейчас мы его закопаем.
Карты собрались в кучу, замельтешили на месте, словно играли в кучу-малу, потом снова разлеглись на столе. На самый верх вылез потрепанный трефовый туз:
— Песню дружбы запевает молодежь, — пропел он не то для Изи, не то для остальной колоды. — Эту песню не задушишь, не убьешь!
— А это мы сейчас проверим, — взревел Изя, схватил туза и разодрал на четыре части.
— Ты что?! — заорали части истончившимися голосами. — Я ж пошутил, дурак! А ты… новую рубашку порвал! Я маме пожалуюсь!!!
Слезно причитая, обрывки туза сбежали в неизвестном направлении. Изя посмотрел на карты. Карты посмотрели на Изю, но без своего трефового собрата новый расклад исполнять отказались. А дама червей даже всхлипнула и поведала, что ей бедняжку Тузика жаль, а Изя скотина, и вообще все мужики скоты и сволочи, а кто не сволочь, тот урод. Изя с горя опрокинул стакан и огляделся. Не увидев ничего интересного, опрокинул еще один и огляделся вновь. После чего решил, что стоит оглянуться еще раза три-четыре. Со стены несся отборный грузчицкий мат. Один из футболистов с воплем «Судью на мыло» засветил последнему в челюсть, другие присоединились, началась драка. Под звонкий смех сатанинской Глаши… То есть, под сатанинский смех звонкой Глаши выло несчастное чудовище:
