Разумным было это распоряжение или нет - исполнить его сразу все равно не удалось. Со словами: "Погодите-ка..." побледневший Роман повернулся лицом к группе десантников и медленно ткнул в каждого из них указательным пальцем. Точно так же страшно побледнел и отец, ибо тычков получилось ровно четыре, тогда как с самого начала их сопровождало пятеро рядовых.
Началась тихая паника - выяснилось, что никто почему-то не может вспомнить, как звали пропавшего. Все тупо глазели друг на друга с донельзя напряженными лицами, но безуспешно - в памяти словно бы образовался некий провал. О возможном поиске даже и не заикались - впереди, сзади, слева и справа шли, чередовались и строились в равнодушные ряды сотни и сотни похожих стволов, придавленных сверху низким беспросветным небом. Однако и повторить приказ о продолжении экспедиции Густаву фон Хетцену было психологически нелегко - сказывалась привычка относиться к своим людям с исключительным вниманием. Что предпринять сейчас, он не знал. Вадим с советами не спешил, а поглядывал назад с таким видом, который явственно указывал на желание немедленно дать тягу. Тогда, чувствуя, что назревает ситуация полного ступора, Эдвин переглянулся с товарищами и бросил своего коня вперед так решительно, что остальные всадники поспешили двинуться за ним. Теперь внимание каждого было на пределе - приходилось не упускать из виду соседа, непрерывно лавируя между однообразными растительными препятствиями. Кони этого самостоятельно делать не желали и сразу норовили остановиться, если хозяева хоть на немного предоставляли их самих себе.
Равномерно подпрыгивая в седле, Роман почти физически ощущал четкий ход времени, а ведь с каждой лишней минутой их положение становилось все менее безопасным! Где находятся они сейчас, в каком временном периоде? До полудня или после полудня? А может, уже подступает вечер? Может быть, они полностью заблудились и начали бессознательно кружить? Никаких ориентиров... ничего такого, что хоть как-нибудь выделялось на фоне этого поразительного древесного кошмара! Сгодился бы любой кустарник, любой дрянной овражек, паршивенькое болотце или просто лужа... Но все так же неумолимо из-за ели выплывала сосна, из-за сосны - ель, и ничто не предвещало впереди и малейшей смены обстановки.
Вадим уже окончательно уступил Эдвину все права проводника, а тот еще дважды делал краткие остановки, быстро и цепко, как дикая кошка, взбирался на очередное дерево и корректировал путь. Никто не решался у него что-либо спросить, однако новые изменения маршрута оказывались настолько крутыми, что нервное напряжение людей возрастало все больше. Это проявилось, наконец, и у витязя, который вместо того, чтобы объехать очередную слишком уж разлапистую елку, примерился и мощным толчком левой руки сломал ее у самого основания. Совершенно не нужный поступок остался без внимания потому, что Вадим находился в арьергарде, откуда он, впрочем, тотчас перебрался в авангард, незаметно вытирая рукавом обильно вспотевшее лицо. Больше всего ему не хотелось, чтобы кто-нибудь случайно обернулся и увидел, как падает покрытое голубовато-пепельными иголками могучее дерево - падает медленно, буквально по дюйму, да еще при этом на секунду-другую зависая в воздухе. И переворачиваясь с боку на бок, словно выбирая наиболее удобное положение и место для длительного лежания...
Командору между тем было очень не по себе. Неоднократно он порывался нагнать Эдвина и завести с ним переговоры о немедленной остановке, прекращении на сегодня всех дел и начале самого тщательного поиска рядового Казимира Гарнецкого (наконец-то, удалось вспомнить, как звали исчезнувшего десантника). Однако... Не хотелось признаваться самому себе, но всякий раз мешала эгоистичная мысль, что так близко подобраться к Сафат-реке ему снова повезет не скоро. Командор уже отчетливо начал понимать, что с наскока здесь успеха не добьешься и что придется изобретать более сложный и долгий путь к намеченной цели. Через аристократию Дворца Рэчери или даже через богатырей... И все же ему просто необходимо было увидеть непреодолимую водную преграду своими глазами, чтобы потом начинать серьезное планирование, опираясь не на чужие рассказы, а на собственное впечатление.
Наконец, судьба предоставила ему эту возможность и как раз в тот момент, когда проклятые деревяшки начали в глазах людей уже раздваиваться и множиться. Слева неожиданно посветлело, и лесное пространство очистилось. Что-то очень близко блеснуло длинной широкой полосой, и все всадники вслед за Вадимом и Эдвином одинаковыми движениями осадили своих коней. Медленным шагом они постепенно сошлись в одну шеренгу и почти крадучись выехали на относительно ровный участок берега, откуда имелась возможность удобно спуститься до самой воды, если...
- Если только это действительно "аш-два-о"... - пробормотал Роман и суеверно скрестил пальцы. - Ну хорошо, пускай непрозрачная и никуда не течет, но отчего такой жуткий черный цвет да еще с металлическим отливом?
- Не черный, а просто... э-э... слишком темный, - зачем-то некстати уточнил Командор. Потом подумал и добавил с откровенным удивлением: - А что еще это может быть? Ведь не тушь и не краска же!
Этот вопрос адресовался Вадиму явно в ожидании услышать от него подтверждение, и несколько секунд спустя оно было получено в виде рассеянного кивка. О задумчивом состоянии витязя говорило то, что одним утвердительным движением головы он не ограничился, а повторил его раз десять-двенадцать, после чего вдруг предложил в целях дополнительной безопасности всем спешиться. Тогда не придется контролировать поведение коней, которые могут без команды двинуться вперед. Всякое бывает - испуг, волнение...
Полностью смысл этого смутного замечания уловить не удалось, однако оно без спора было незамедлительно выполнено. А Командор и Роман еще и взялись за руки, словно особо страховали друг друга, после чего принялись внимательно рассматривать последнее препятствие двухсотметровой ширины, отделявшее их от желанной цели.
Вблизи гигантский чернильный полукруг Сафат-реки выглядел исключительно зловеще, оставляя гнетущее впечатление, которое только усиливалось от вида мрачного низкого неба, но еще больше - от дикой угрюмости противоположного берега. Значительно более высокий и начисто лишенный растительности, он состоял из сплошных изломанных скал, формой напоминавших морские рифы. Они грозно вставали из самой черной воды, будто из преисподней, заставляя отбросить всякие мысли о подъеме, даже если бы и удалось подобраться к ним вплотную. А на поиски удобного местечка тоже ушло бы невесть сколько времени, ибо стена из огромных зубчатых камней гранита и базальта ровной дугообразной линией тянулась и вправо, и влево насколько хватало глаз. Там же, где находились люди, этой стене почти идеально соответствовала столь же четко выгнутая линия леса. Качественная разница была лишь в том, что с их стороны имелась допустимая возможность подойти к Сафат-реке на любое расстояние вплоть до сантиметра - впрочем, этого делать никому не хотелось. Непроницаемость и неподвижность воды здорово пугала, будоража темные пласты воображения. Роману начало казаться, что вязкая черная жидкость незаметно приближается к нему... он поспешил сделать приличный шаг назад. Обернувшись, на него внимательно посмотрели и сделали то же самое - все, кроме витязя, который, в свою очередь, оглядел занервничавших спутников с некоторым удивлением. Пожав плечами, он все же последовал за ними, и шеренга вновь выровнялась.
