– Если выкинуть все цветастые похвальбы, суть в том, что судно в порядке, он передает от капитана привет и обещание, что качка должна прекратиться если не сегодня вечером, то завтра к утру. А до той поры...
В этот момент Эн, сидевший рядом с Иной, схватился за нее, и его вывернуло прямо ей в подол. Я подумал, что Эн прекрасно проиллюстрировал, что будет происходить с пассажирами «до той поры».
* * *
К концу второго дня, когда стемнело, я вывел Диану на палубу. К темноте палуба пустеет, можно без помех любоваться звездами. Мы нашли местечко между сорокафутовыми контейнерами и кормовым мостиком, где можно было поговорить без помех и без свидетелей. Море притихло, звезды сияли над вентиляторами и антеннами радиостанции и радара, как будто подвешенные на судовом такелаже.
– Ты еще сочиняешь свои мемуары?
Диана, конечно, имела в виду чипы и карты памяти, бумажные блокноты и листки, которые она видела в багаже наряду с цифровой и фармацевтической контрабандой.
– Не так часто, — ответил я. — Сейчас это не кажется столь важным. Меня больше не мучает зуд в руках.
– Или больше не боишься забыть.
– Пожалуй.
– Чувствуешь себя иначе? — улыбнулась она.
Я новичок в четвертом. Она — нет. Рана ее уже закрылась, остался от нее лишь шрам, следующий округлости бедра. Способность ее тела к регенерации меня поразила, хотя подразумевалось, что я наделен такой же.
Улыбалась она, потому что я раньше постоянно донимал ее этим вопросом, имея в виду, конечно, чувствовала ли она изменения в своем отношении ко мне.
Толкового, удовлетворяющего меня ответа я от нее так и не получил. Очевидно, она стала другим человеком после сближения со смертью и воскрешением в «большом доме». А на кого бы такое не подействовало? Она потеряла мужа, потеряла веру, проснулась в мире, очутившись в котором, далее Будда недоуменно почесал бы затылок.
– Переход — лишь дверь, — продолжила она. — Дверь в комнату. Ты в этой комнате раньше не был, хотя, возможно, имел о ней какое-то представление. Теперь тебе в этой комнате суждено жить, это твоя комната, она тебе принадлежит. Ты не в состоянии изменить ее конфигурацию, увеличить или уменьшить, но, как ее обставить, зависит от тебя.
– Притчами изъясняетесь, сударыня.
– Извини. Как могу. — Она подняла голову к звездам. — Смотри, Тайлер, Арку видно.
Мы называем это Аркой вследствие присущей человеку близорукости. По сути, этот артефакт представляет собой кольцо диаметром в тысячу миль, однако над водой поднимается лишь половина этого кольца. Остальное скрыто под водой и в глубинах земной коры, возможно (некоторые так утверждают), черпая энергию в раскаленном расплаве субокеанской магмы. Но с нашей муравьиной точки зрения это арка, высшая точка которой ушла далеко за атмосферу планеты.
Но даже и верхняя половина полностью видна лишь на фото из космоса, к тому же ретушированных, дабы выделить детали. Арка представляет собой как бы ленту, изогнутую в обруч. В поперечном сечении размер ленты является прямоугольником с короткой стороной в четверть мили и длиной в милю. Грандиозное сооружение это захватывает, однако, лишь ничтожный фрагмент космоса, человеческий глаз не всегда разглядит его на расстоянии.
Судно несло нас с южной стороны кольца, параллельно его радиусу и почти под его верхушкой. Верхняя часть Арки все еще сияла в лучах солнца, напоминая уже не гнутую U или J, а карикатурный рот нахмуренной физиономии. «Нахмурка Чеширского котика»,— усмехнулась Диана. Арка хмурилась в северной части неба, звезды проплывали мимо нее, как фосфоресцирующий планктон, обтекающий нос судна.
Диана опустила голову мне на плечо:
– Жаль, что Джейсон ее не видит.
– Он видел ее. Только не под таким углом зрения.
* * *
После смерти Джейсона над «большим домом» нависали три проблемы.
Главное, конечно, — Диана. Физическое состояние ее не менялось в течение нескольких дней после инъекции. Она оставалась в коматозном состоянии, ее лихорадило, пульс трепыхался, как пойманная муха. Медикаментов не хватало, пить ее приходилось заставлять чуть ли не насильно. Улучшение наблюдалось лишь в дыхании, все более свободном и спокойном. Легкие ее, во всяком случае, приходили в норму.
Вторая проблема, неприятная, аналогичная мучившей столь многих в те дни: похороны умершего члена семьи.
В последние дни мир захлестнула волна смертей. Убийства, самоубийства, автокатастрофы, пожары... Ни одна нация планеты не могла справиться с таким количеством смертей традиционными методами, и Штаты не составили исключения. Местное радио сообщало адреса пунктов приема трупов для массовых захоронений; администрация мобилизовала на выполнение этой задачи рефрижераторные фургоны мясоконсервных комбинатов, восстановленная телефонная сеть выделила специальный бесплатный номер для вызова — но Кэрол не желала и слышать об этом. Когда я намекнул об этой возможности, она изобразила оскорбленное достоинство и заявила:
– Никогда, Тайлер. Я не допущу, чтобы Джейсона швырнули в общую яму, как какого-то средневекового нищего.
– Кэрол, но как...
– Умолкни. У меня еще сохранились кое-какие связи.
В прошлом уважаемый специалист, она, разумеется, располагала обширной сетью личных контактов, но чего эти контакты стоили через тридцать лет алкогольного затворничества? Тем не менее она провела утро за телефоном, выслеживала несколько изменившихся номеров, возобновляла знакомства, объясняла, упрашивала, умоляла. Мне эта затея казалась безнадежной, но не более чем через шесть часов к дому подкатил катафалк, и двое явно переутомленных, однако безукоризненно вежливых и весьма квалифицированных мужчин вынесли тело Джейсона на сверкающих никелем носилках. Так он в последний раз покинул «большой дом».
Кэрол провела остаток дня рядом с Дианой, держала руку дочери, напевала ей песни, которых та, вероятно, не слышала. В этот вечер она впервые с того утра, как взошло вспухшее солнце, приложилась к бутылке. «Дежурная доза», — сказала она.
Третьей проблемой стал И-Ди Лоутон.
* * *
И-Ди следовало сообщить о смерти сына, и Кэрол взяла эту задачу на себя. Она призналась, что с бывшим мужем в последние годы общалась лишь через адвокатов, и что всегда его боялась — во всяком случае, когда хмель выветривался из головы. Он такой большой, агрессивный, устрашающий, напористый, а она такая маленькая, хрупкая, робкая, хитрая. Но ее скорбь и печаль уравновесили чашки весов.
Не один час она собиралась с духом, но затем позвонила ему в Вашингтон — он оказался совсем рядом, в часе езды. Насчет причины смерти она не распространялась, сказала, что по приезде у Джейсона было что-то вроде пневмонии, что ухудшение наступило как раз, когда рухнула электросеть, отказали телефоны и мир покатился кувырком. Ни тебе скорой помощи, ни надежды...
