— Вот уж глупости! — она прижала твердую ладонь к его губам. — И больше так не говори, не смей! При мне и… при других. Ты занимаешь свое место — я так захотела, я! И не твоя вина… — она легонько чмокнула его в висок.
— Так что же, — хрипло произнес, зажмурясь, Питирим, как будто должен был без всякой подстраховки прыгнуть с сумасшедшей высоты, — ты все… прощаешь мне? И я — оправдан, ну, хотя бы вот настолько, на полстолько?! Виноват, но — не наказан? Почему? За что?!
— Да потому, что виноватая, дурашка ты несчастный!.. Я! Тем, что была бесстыдной эгоисткой, тем, что захотела… Как Орфей когда-то — Эвридику… Позвала. По сути, с того света. Да-да-да! А ты — приехал… И не знал, не представлял, что едешь-то — на казнь! Мою, свою… Что оба мы наказаны — тем, что друг друга не виним! Ты понимаешь?
— Понимаю, — прошептал он. — Если бы я мог тебе доставить радость…
— А она — была! Немыслимая, лучше — нет! Ты дал мне право и возможность на секундочку забыться и поверить… Разве это — мало? Милый! Только не ругай, не проклинай! Не надо. — Она вдруг прильнула вся к нему и стала жарко целовать. — Тебе приятно, хорошо ведь, да?
— Кому — тебе? — спросил он голосом, далеким и чужим.
— Тебе, тебе'. Другому, не-ему!.. Ведь все-таки со мною — ты! Я — с ним, и никуда не денешься… А ты — со мною… Извини. Опять не то я говорю. Опять…
— Да нет, все то как раз… — он подложил под голову ей руку, и она доверчиво к нему прижалась. — Что-то оба мы запутались, — сказал он с мягкой укоризной. — Выясняем, уточняем… Так недолго и сойти с ума.
— А что же делать? Ведь — двенадцать лет… Огромный срок! А пролетел, как миг… Мне скоро — тридцать пять. Еще не старая, но… Только уж и остается, как воспоминаниями жить. И ворошить их, и примеривать — и на сегодня, и на завтра, на любой день… Кто сюда поедет, в эту даль? Зачем?
— А дети? Они были? Есть?
— Ну что ты, нет, конечно! Он и слышать не хотел о них… Тот он…
— Но почему?
— Здесь — не хотел категорически. Вот улетим куда-нибудь — тогда… А здесь — не место. Людям здесь — не место. Для любого человека Девятнадцатая — гиблая планета. Только прозябать тут да бездарно деградировать… Он это часто говорил, когда мы спорили, особенно в последние год-два. Я не хотела улетать, а он настаивал… Тот он.
— Как интересно… Ну, а этот я? — внезапно в тон ей молвил Питирим.
— Откуда же я знаю?! — Ника говорила искренне и как-то по-наивному серьезно, даже, может, слишком… — Я сама ведь позвала… А у тебя?
— Что именно?
— Есть дети? У тебя когда-нибудь была… пусть не жена, но женщина — любимая, чтоб навсегда?
— Чтоб навсегда? Нет. Как-то, знаешь ли, не вышло. Никогда безумно не влюблялся, и в меня, пожалуй, тоже. Есть такие люди, — усмехнулся он.
— А вы с ним все-таки похожи в чем-то, — заключила Ника невпопад. — Похожи… Вот чудно!
— Все может быть, — со вздохом согласился Питирим. — Любые совпадения. А коли поискать… Скажи, а этот странный ритуал с ребенком… Почему он?
— Точно не скажу. Когда я прилетела на планету, это уже было. Они все тоскуют и переживают, что у них не может быть детей. Врожденное, наверное… Им очень хочется, чтоб здесь играли и смеялись дети, чтоб их можно было нянчить… Где они видали настоящих, человеческих детей — не знаю, для меня загадка… Эти биксы — фантастически привязчивы и преданны. И бескорыстны — просто иной раз становится не по себе… У них трехлетний цикл — потом они уходят. Приезжают новые, а праздник — остается. Вот что удивительно. Откуда они знают про него, как умудряются передавать — не представляю. Тех, кто не идут на праздник — а таких буквально единицы, — почти сразу забирают и увозят с Девятнадцатой. И новым биксам они попросту не успевают рассказать.
Похоже, так нарочно поступают, чтоб им не удавалось встретиться друг с другом, чтобы не было контактов…
— Я не вижу смысла…
— Вероятно, все-таки он есть. Особенный, глубокий смысл. Потаенный… Я подозреваю, здесь, на Девятнадцатой, осуществляется какая-то масштабная программа, о подробностях которой никому не говорят. По крайней мере мне детали неизвестны. Как и цель самой программы. Но, чтоб дело выгорело, биксы, судя по всему, должны жить так. И все мы — тоже…
— Ну а здесь-то они делают что? Для чего они? Конкретно — тут… Наверное, не просто так живут!
— Конечно, нет. Без дела не сидят… Привозят их довольно дикими, дремучими, но что-то есть в них от детей… Хотя… какие они дети! Даже старички порой встречаются. Смешно и грустно…
— А везут откуда? — вдруг насторожился Питирим. — Ведь не с Земли же! Там, пожалуй что, таких и нет.
— У биксов, говорят, лабораторий много, самых разных. — Ника поудобней положила голову на Питиримово плечо. — Я выясняла поначалу, но все без толку. А после — перестала. И не так уж это важно мне… Везут откуда-то, и ладно. Основное начинается на ферме, здесь. Я каждый день за ними наблюдаю — как биолог, ну, и обучаю их, воспитываю, как умею… Организм их все три года созревает. И в конце концов — программа в них, наверное, такая — они все уходят на болота, залезают в воду по колено и… пускают корни. Да, пускают корни, и не смейся! В самом натуральном виде — наподобие травы или деревьев… Замирают, умолкают… И перестают быть даже биксами… А кем становятся — неведомо… Еще три года они так живут, деревенея и тупея, постепенно умирая…
— Господи, но для чего им это нужно?
— Им? Совсем не нужно. Я же говорю: программа. Радоваться собственной погибели. Жить ради близкого конца и радоваться, что он близок… Нам понять довольно трудно, а они — вот так… Уходят на болота… Выпускают корни, чтобы умереть. Они — добытчики. В здешних болотах много всяческих веществ, соединений, очень важных для земной какой-то техники. И биксы из воды, из почвы впитывают их корнями, как-то там, внутри себя, перерабатывают, и на коже их — вроде шипов, наростов и сосулек — начинают собираться выделения — кристаллы. Вот они-то и нужны, вся ценность — в них. А биксы, те, которых присылают с новой партией, еще незрелые совсем, выходят на работу каждый день и, ни о чем, конечно, не догадываясь, собирают, тщательно соскабливают все, что за ночь наросло, крупица за крупицей… Никакой механизации, работа исключительно ручная — так уж повелось когда-то. А потом приходит их черед…
— Но неужели невозможно выстроить завод?!
— Я думаю, возможно. Но… зачем? Труд биксов, судя по всему, дешевле. Они — каждый сам себе завод. Потом: они на редкость безотказны — не болеют, не ломаются, не спорят. Только радуются… Пустят корни — и стоят…
