"Запишите: в молитвах Всевышнему проявлял недостаточное усердие и слабую веру... Так был ли у него хвост?"
"У кого?.."
"Запишите..."
"Не надо! Погодите, я понял, понял. Хвост? Э-ээ... Да. То есть, нет. То есть..." . "Так "да" или "нет"?"
"Э-ээ... Я не разглядел. На нём был такой, знаете ли, длинный плащ..."
"Запишите..."
Не было никаких сырых подвалов, палачей, факелов, цепей и плесени на стенах. Все допросы происходили в помещении городского магистрата, жарко натопленном, с огромными окнами на полстены, подсвеченными солнцем пробуждавшейся весны. Но Лансаму запомнился лишь холод, нескончаемый и липкий холод за спиной, как от открывшейся в сквозняк двери. И иногда его просто безудержно тянуло оглянуться, словно кто-то незримый и неслышимый, стоял и слушал позади него.
Но всякий раз, когда он рисковал оглядываться, там не было никого.
Как бы то ни было, всё прошло, и кабак Липкого Ланса оказался единственным, кто смог после такого погрома встать на ноги. Это резко добавило ему популярности. Местная община доминиканцев неожиданно охотно одолжила Ланса некоторой суммой, освятила помещение и дала благословение торговать неизгладимыми картинками с изображением того, как святой монах-доминиканец изгоняет вторгшуюся в корчму нечистую силу. Черепки от разбитой посуды пошли на талисманы и сувениры. Народ приходил, чтобы хоть издали, одним глазком посмотреть на разгромленное бесами заведение. Вся эта суета в некоторой степени способствовала оживлению старого квартала. Ров наконец засыпали. В переулке Луны появились магазинчики и лавки. Сам кабак сделался чрезвычайно популярным. Серебряная пуля теперь лежала под стеклянным колпаком на чёрном бархате, снабжённая соответствующей надписью. И когда спустя два месяца сюда заехал выпить пива какой-то смутно знакомый, пропылённый, хмурый, горбоносый всадник с длинными седеющими волосами, собранными на затылке в конский хвост, никто уже не помнил про злосчастную "Луну": кабак именовался - "Пуля". Название, надо сказать, мгновенно прижилось и закрепилось, благо, даже вывеску менять не пришлось - помятый жестяной поднос над входом вполне сошёл за пулю.
Странник долго рассматривал лежащий на бархатной подушечке кусочек серебра, тёр ладонью небритый подбородок, потом решительно направился к стойке.
- А скажи-ка, любезный, - осведомился он у мордатого парнишки за стойкой, когда тот наливал ему вторую кружку. - Что это такая за штука там у вас лежит, под колпаком?
- Где? Эта? - парнишка покосился в угол. - Дык, она, стало быть. Пуля. Та самая.
- Какая "та самая"?
- Эва! - профессионально оживился тот. - Так вы, господин хороший, никак, ничего не знаете? Здря! А ведь это же была такая знатная история! Это ж та пуля, которой ухайдакали сумасшедшего травника.
При этих словах странник, который до того рассеянно шарил своей левой четырёхпалой рукой в блюдечке с подсоленными сухариками, подобрался, замер и отставил кружку.
- А ну-ка, - посерьёзнев, потребовал он, - расскажи...
* * *
Фриц пришёл в себя под синим небом марта, когда нагое солнце припекало, тучи разошлись, а снег уже повсюду начинал подтаивать. Поморгал, пытаясь осознать, где он и что случилось. Левый бок болел, в башмаках было сыро. Нагревшийся на солнце камень, на котором он лежал, был ровным, но ужасно жёстким, как и всякий камень. Было тихо.
"Вставай, - сказал негромко в голове у Фрица чей-то голос. - Вставай, мышонок. Вставай и иди".
Фриц приподнялся на локтях, и огляделся.
Рядом был единорог.
Фриц до того ни разу не видал единорогов, только слушал сказки про них. И представлял он себе их по этим сказкам несколько иначе. Этот выглядел каким-то измученным и загнанным. Белый волос будто посерел. Но всё равно было бы трудно спутать с чем-то этот рог, витой как штопор, этот лебединый выгиб шеи, эту гордую и высоко посаженную голову и эти пронзительные голубые глаза...
И как туман из прошлого расплескал в рукава беззаботное летнее детство; горячий день, брусчатка под ногами; водит он, мальчишки - в круг; считалка в старом Гаммельне:
Взгляд
глаз,
Синь
ясь:
Лунный рог
единорог.
Кого коснулся
не вернулся!
Он ведь её тогда придумал... Наскоро...
- Это ты со мной говорил? - спросил Фриц.
"Уходи, - сказал единорог. - Дорога там".
Он указал головой, где. Фриц огляделся. Огромный камень, на котором единорог пристроил потерявшего сознание мальчишку, врос в землю на меже какого-то поля - из-под снега торчала стерня. Немного в стороне и впрямь проходила неширокая проезжая дорога, не очень хорошо укатанная, но вполне различимая. В голове у Фрица шумело. Хотелось пить.
- Как я здесь оказался? Где мы?
"Уходи", - повторил единорог.
- Почему я должен уходить? - возмутился Фриц. - Где все? Где травник? Где Кукушка?
"Их нет, - последовал ответ. - И mы отчасти сам тому виной. Я тебе ничем не могу помочь".
- Они... живы?
"Ялка - да. Жуга - не знаю. Уходи".
- Что с ними случилось? Почему ты не помог им? Почему я здесь?! Где они?!
"Закрой свой рот, детёныш. Замолкни. Не тебе спрашивать меня oб этом. Я не бросил тебя только потому, что так хотела та девушка. Я не могу перечить ей. Никто не может. Я утешаюсь только тем, что раз она пожертвовала собой ради тебя, значит, считала, будто ты чего-то стоишь".
Фриц ощупал себя. Он был в штанах и безрукавке, всё в тех же своих потёртых башмаках и с браслетом на руке. На бусинах темнели девять рун. За пазухой обнаружился Вервольф и травникова шкатулка. Внутри оказалось немного денег, два больших агата, штук пятнадцать низкопробных халцедонов и какой-то маленький мешочек. Рассудив, что деньги в шкатулке держать при себе будет неудобно, Фриц решил использовать мешочек как кошель и развязал завязки горловины. На ладонь и на колени высыпались костяные плашки.
Травник оставил в шкатулке свои руны.
Фриц сглотнул. Растерянно поднял взгляд.
Волшебный зверь не мигая смотрел на него сверху вниз.
- Где... они сейчас?
Единорог помедлил.
"Ни он, ни она не находятся "где-то", - сказал он. - В некотором смысле они оба "нигде", она - душой, он - телом. Если ты и в самом деле хочешь их найти, тебе придётся идти за ними. В никуда".
- Но так нельзя! Я же тогда никуда не приду.
"Если очень долго идти, то куда-нибудь обязательно придёшь, прозвучало в ответ. - Вопрос только в том, ждут ли тебя там".
Фриц помедлил.
- Что... что со мной теперь будет? "Я не знаю. Выбрось руну".
- Что?
"Я сказал, чтоб ты выбросил руну".
- Но я никогда не пробовал...
"Это просто. Задаёшься вопросом, потом вытягиваешь руну из мешочка и смотришь, что тебе выпало".
Фридрих осторожно ссыпал все руны обратно в мешочек, чуть поколебавшись запустил в него ладонь, пошарил там и вытащил наружу желтоватый костяной прямоугольник. "Isa":
