Интересно, если бы у нее сейчас в руке было оружие, она бы выстрелила?
«Выстрелила, — понял Маан, отводя взгляд, — Это не Кло. Теперь это чужой мне человек, который лишь обрадуется моей смерти. Такая выстрелит».
— Я не потерплю тебя в этом доме, — тихо, но яростно сказала она, и ее ноздри задрожали, — Убирайся, Гнилец. Ты ни минуты не останешься здесь. Я не буду с тобой жить и не позволю своему ребенку. И я позвоню в Контроль как только смогу. Я говорю тебе это. Сниму трубку и вызову их, чтобы они приехали, вытащили тебя и увезли прочь. Знай это, Гнилец.
У него внутри все заскрежетало.
Безмозглая слепая дура!
Но ему каким-то образом удалось сдержать себя в руках. Хотя это было очень нелегко.
«Я любил ее, — отстраненно подумал Маан, глядя в ее побелевшие от злости глаза, — Эту женщину, с которой у нас есть ребенок и которого я тоже люблю. А она была бы согласна сжечь меня живьем. Как дьявольское отродье, как сатанинское семя. И, кажется, я прекрасно ее понимаю. Что ж, у меня всегда оставался в запасе и второй вариант. Кажется, пришло время и для него».
— Хорошо, — сказал он холодно, — Я допускал вероятность того, что тебе это не понравится. Хочешь вызвать Контроль? Хорошо. Сдавать Гнильцов — обязанность любого лунита и его социальная функция.
Он взял войс-аппарат и поставил перед ней. Легкая пластиковая коробка с трубкой и дюжиной кнопок. Простой аппарат. Маан держал его осторожно, как взведенную мину. Да он и был миной. Несколько нажатий определенных кнопок в нужной последовательности приведет к его немедленной смерти. И Кло это знает.
— Номер дежурной части Контроля помнишь? Ничего, я подскажу. Я помню их все. Готова?
Она озадаченно посмотрела на него. Лицо Кло, бледное после недавнего нервного приступа, покрытое алыми пятнами, было напряжено так, что могло показаться гипсовым.
— Я позвоню. Я сказала это.
— Отлично. Ты можешь звонить прямо сейчас. Но, может, ты хочешь узнать, что произойдет после этого?
Она молча смотрела на него, ожидая, откуда исходит опасность. Гнилец — это опасность. Дремлющая или готовая ужалить. Он сам учил ее этому. И она была хорошим учеником. Как и Бесс, наверное.
— Что?
— Через две-три минуты здесь будет автомобиль Контроля. Гнилец на второй стадии в этом районе… Они прибудут так быстро, что ты не успеешь положить трубку. Экипаж, инспектора, может даже Кулаки. Вынесут дверь, схватят меня и вытащат. Ты ведь не будешь переживать по этому поводу, так ведь? Конечно. И знаешь, что я им скажу? У меня будет некоторое время до того, пока меня начнут резать на части. А мне потребуется совсем немного времени. Я скажу им, что вы все знали.
Кло оцепенела. Поняла. Что ж, она никогда не была дурой.
— Ты… Нет.
— Да, дорогая, — «дорогая» было полно яда, Кло стиснула зубы, — Именно так я и сделаю. Скажу, что вы с самого начала все знали, и ты и Бесс. Знали про Гниль, но не выдавали меня. Ничего удивительного, так часто происходит. Постоянные случаи, никто и не удивится. Ты ведь помнишь, что происходит с тем, кто утаивает случай синдрома Лунарэ, дорогая?
— Ты не сделаешь этого, Маан.
Она назвала его по имени, хоть и не по личному. Но это все равно было лучше, чем «Гнилец».
— Сделаю. Я живой мертвец, Кло. И если ты меня упечешь, сделаю все чтобы и тебе не было сладко. Деклассирование, — он с удовольствием произнес это длинное слово и по реакции Кло понял, что попал в самую точку, — Так это называется. Лишение службы и пожизненное лишение социального статуса. Для вас обеих. Дети несут ту же ответственность, что и взрослые. У вас больше не будет никаких прав — никогда. Не будет еды, не будет чистой воды, не будет хорошего воздуха. Деклассированные живут максимум четыре-пять лет. Это опытные, сильные. Не вы. Питаются теми отбросами, которые даже не годятся для повторной переработки или друг другом, пьют смердящую ржавую воду, живут в трубопроводах. Без надежды вернуться в нормальную жизнь. Это ждет и вас.
— Они не поверят, — прошептала она, — ты же Гнилец.
Маан пожал плечами. Это далось ему с трудом. Вероятно, скоро ему придется отказаться от многих привычных жестов. Человеческих жестов.
— Какая разница? Вы иждивенцы с низким социальным статусом, а дом в таком районе — приличная роскошь, как и все прочее. Они будут рады вышвырнуть вас на съедение крысам, был бы повод. А повод я им дам, и отличный.
— Ты убьешь нас.
— Как ты меня. Мне от этого легче не станет, но теперь у тебя есть о чем подумать. Так думай.
Он снял трубку с войс-аппарата и положил перед ней. Кло уставилась на нее как на неизвестное, но опасное существо. Маан не знал, о чем она думает, но ему казалось, что он слышит быстрый шорох ее мыслей.
«Она всегда была на редкость здравомыслящей и прагматичной женщиной, — подумал он, — Я все правильно сказал. Прости меня, Бесс, я не мог иначе».
У нее ушло несколько минут. Потом Кло подняла дрожащую руку, взяла трубку и положила ее на место.
— Молодец, — сказал Маан, — Правильный выбор. Это значит, что ты готова жить в этом доме вместе со мной еще какое-то время и сделаешь все чтобы Бесс ничего не узнала. Так?
— Я не буду звонить в Контроль. Но не собираюсь оставаться тут. Я возьму Бесс и уеду в гостиницу.
— Не годится, — Маан покачал головой.
— Почему? — она вздернула голову, — Я же сказала, я не буду звонить.
— Не в этом дело. Если ты уедешь в гостиницу, те, кто об этом узнают, задумаются. Жена с ребенком так просто не уезжает из дома. Обслуга, те же соседи… Они зададутся вопросом. А от вопроса до подозрения один шаг. Нет, Кло, ты останешься здесь. Более того, завтра ты не выйдешь на службу.
— Что?
— Для нашей же безопасности, дорогая. Позвонишь и скажешься больной. Если что, я подтвержу это по войс-аппарату. Да, я не хочу чтобы ты выходила за порог этого дома до тех пор, пока я не уйду. Считай это моей мерой безопасности.
— Это невозможно, — возразила она почти спокойно.
— Но тебе придется пойти на это. Я не хочу чтобы у тебя появилось дополнительное искушение… Мне придется за тобой приглядывать, просто чтоб ты не наделала глупостей, за которые расплачиваться надо будет всем нам. Отнесись к этому с пониманием. Или, если хочешь, я оставлю дома Бесс. Позвоню в ее школу и скажу, что она заболела…
— Нет! — воскликнула Кло, — Лучше останусь я.
— Хорошо. Я был уверен, что мы сможем понять друг друга.
— Пять дней. И убирайся отсюда, Гнилец.
— Пять дней, Кло, — сказал он устало. Злость растворилась, остыла, оставила после себя усталость и кислый привкус лжи на языке, — Потом я уйду.
— И никогда не вернешься. Обещаешь?
— Да, дорогая. Обещаю.
