что-то тяжелее примененных к нему кар…
Что Унхаю досталось, мы знаем, но никому не известно – что и от кого. Долгое отсутствие,
следы “теней” – никто ничего подобного не заметил. А это значит, что “тени” его, можно считать,
обошли. Должно быть, получил он только за наш ночной поход. И ему, скорей, больше по нервам,
чем по рукам прошлись. Но Унхай настолько невозмутим и сдержан, что по нему что-то определить
ни у кого еще толком не получилось.
Он, как и мы, пьет уже третью кружку этой густой горечи… Делать нечего – мощные
химические ускорители нам колоть еще долго не будут. Но хоть этот и слабее других, ожидание под
его разгоном просто невыносимо… А теперь нужно ждать… Ждать в замедленном им времени…
201
Только потом, после этого что-то будет – мы примем бой, хуже – заступим посты… До этого не
будет ничего, кроме растянутых ускорением секунд…
Мы будем ждать и дальше – ждать “белых медведей” и их белых лучей… Следующий налет,
следующий штурм… Происходит это очень быстро – хоть война и идет уже очень долго… Сколько
бы наш Центральный мозг версий не просчитал – всегда есть неучтенные факторы. Мы всегда
должны быть готовы – и днем, и ночью… Но до того, как что-то произойдет со скоростью нашего
измененного времени, пройдет долгое трескучее морозом и ожиданием время замедлений…
Грею руки над паром… Этот составной аналог – заменитель, почти неотличимый от настоящей
кофейной пыли. А настоящий порошок редок – его получить сложно. Наш покореженный еще
старой войной мир упорно не принимает это растение. Оно сохранено, но растет только в
искусственной среде, что жжет энергию системы… Наши офицеры-генетики, конечно, могут его
приспособить, но с потерей качеств – в виде очередного чудовища. А нам и так чудовищ хватает.
Влад скрипит зубами с каждым глотком этой черноты, будто ему что-то убойное укололи… А
это, пожалуй, лучший стимулятор – его пить не то, что по вене жгучую отраву запустить… Но
Владу без разницы – он ненавидит все стимуляторы… У него на них реакции крайне сильные,
проявляющиеся сразу. И не столь важно – убойные это химикаты или что-то среднее… Он все
равно становится сверхчеловеком – просто на большее или меньшее время. А здесь… Здесь нам
дают стимуляторы в больших дозах постоянно… И похоже, это для Влада не проходит бесследно…
Похоже, его реакции усиливаются… Не нравится мне это…
Как сердце ни колотит, как ни ясно сознание, ни обострены реакции – мысли подозрительно
напоминают сны. Я знаю, что если бы спал, то никаких сновидений не было бы, но… Хоть
окружающее проходит регистрацию четко – параллельно как-то… Здесь холодно. Из чашки валит
густой пар, от сигареты тонкой струйкой идет изломанный дым… Никак нельзя разобрать – пар
или дым мы отпускаем дыханием… Сорг медленно поднимает голову – в скобе, до сих пор
скрепляющей его бровь, уже блестит отсвет осветительной полосы…
– Герф, идти скоро. Пей и пойдем… Герф, ты что, вконец обдолбанный?
– Мне такие дозы не кололи ни разу еще… Такие, как сегодня… или вчера… Сорг, когда это
было?
– Вчера. Ты должен четко считать дни и ночи, иначе с головой непорядок будет.
– Их здесь считать нелегко… Их здесь даже друг от друга отделить трудно…
– Ближе к полюсу еще трудней – здесь хоть как-то небо темнеет и светлеет каждый день…
Только Хантэрхайм никогда не темнеет – он светит всегда… как и его укрепленные базы.
– Вечное сияние под небом или вечный полумрак подземелий, сбитый режим… Как ты здесь
вообще ориентируешься, Сорг?
– Только по часам и числам – постоянно сверяю их. Свет и тьма – это ориентиры не столь
важные, как…
– Как что?
– Как техника. Ледяные пустыни… Посреди них нет никаких ориентиров, Герф, – ни во
времени, ни в пространстве… Посреди них без техники мы не ориентируемся никак – разве что по
силе притяжения положение определить как-то можем… Но это получается сделать не всегда и
только временно… Свет, мороз и тишина – мы слепнем, немеем и глохнем от этого… А потеря
основных наших ориентиров мутит наш разум, – мы теряем все ощущения… Нет никаких
сигналов, которым обычно отвечает наш разум – и он перестает отвечать… Потом он перестает и
посылать сигнал… в эту пустоту, которой становится наше тело, уподобляясь этой мерзлой
пустыне… Никогда не летай по ледяным пустыням на “стреле” под прямым управлением – ты
разобьешь “стрелу”… Запомнить это ты должен твердо. Это наше первое правило из тех, что
сохраняют нам жизнь.
– А есть еще?
– Нельзя стоять под открытым солнцем без защиты, как под светом городских башен. Башни
жгут лучами только наши глаза, солнце – жжет нас… Здесь ему не под силу бороться с вечным
морозом, но нас ему уничтожить не сложно. Достаточно минуты, и ты получишь ожог. Остерегайся
не только падающих, но и отраженных лучей. И не меньше остерегайся стужи. Ты не заметишь, как
202
замерзнешь. Мороз – сильнейшая боль, но потом – сильнейшее обезболивание. Знай, стихнет боль
– значит, у тебя почти не осталось времени. Следом идут озноб и онемение – и то, и другое лишит
тебя способности действовать. И никогда не вдыхай этот холод без маски – он уничтожит легкие, и
ты не сможешь больше дышать…
– Черт… Что не так, сгоришь или замерзнешь…
– Или и то, и другое произойдет одновременно… Лед и пламя почти не дают нам времени,
Герф, – они убивают нас со скоростью вражьих лучей, но их “защитники” не столь жестоки к нам…
Продирай глаза скорее… Пора тебе отойти от этой дряни – нам стимуляторы для подключения к
скорости дают, а ты отключаешься…
Слова Сорга действительно въелись мне в голову, как ничто другое… Я, в общем, знал об
этом… Но теперь мне кажется, что не знал ничего вовсе… Это потому, что рассказал мне об этом
Сорг, который послужил мне наглядным примером жестокости этой вечной пустынной стужи… Он
уже давно устремил блеклый взгляд куда-то в пустоту за моей спиной, не сводя с нее глаз и сейчас,
после окончания рассказа… Я обернулся, но не увидел ничего, кроме белой стены, от которой
будто холодом повеяло… Сорг пропал в этой стене, как в той пустыне… Я всмотрелся ему в лицо,
