Лицо Рене было бледно, взгляд безучастен. Англичанин, который с интересом присматривался к каждой мелочи, был, как всегда, свеж и бодр, гладко выбритое молодое лицо резко подчеркивало седину товарища.
Муки подошел к друзьям с вопросом:
— У вас имеется пропуск? Разрешите посмотреть, кто подписал его.
Клэр протянул бумагу.
— Мистер Макс Куинслей, лично.
— Прошу обождать здесь несколько минут. Мистер Роберт принимает с десяти, но сегодня он начал свою работу раньше и приказал пропускать всех. Сказав это, Муки исчез.
Герье опустился на низкую скамью. Клэр, подойдя к большому окну, любовался видом на Старые копи — поселок теперь превратился в целый город. Квадраты десятиэтажных домов, окруженные садами и лужайками, тянулись длинными рядами, образуя широкие улицы. Снующие повсюду автомобили, носящиеся в воздухе летающие люди придавали этой картине особое оживление. Леса по крутым склонам гор казались темными пятнами на общем ярком солнечном фоне.
«Какие ужасы таятся здесь, в мирной с виду обстановке! — думал Клэр. Что будет, когда эти честолюбивые вожди поведут массы здешнего населения против остального мира?»
Мысли Клэра были прерваны раздавшимся сзади него голосом:
— Прошу вас.
Муки открывал перед ними дверь, приглашая войти.
Роберт стоял около письменного стола, просматривая кипу бумаг, когда друзья вошли в его кабинет. Рене поразился сходству между отцом и сыном, и тотчас же почувствовал, что сердце его сжалось от предчувствия чего-то тягостного и безнадежного.
Роберт, отложив бумаги, быстрым взглядом окинул стоявших у дверей незнакомцев.
— Вы направлены ко мне мистером Куинслеем? — спросил он удивленно. — В пропуске не проставлены ваши имена, не указана цель вашего посещения. Глаза его остановились на старшем, он спросил: — Кто вы?
— Вы меня не знаете, — ответил француз. — Я Рене Герье, уже побывавший в Долине; теперь я возвратился сюда снова.
Лицо Роберта выразило растерянность.
— Рене Герье, — повторил он, как будто желая понять смысл этих слов.
— Ваш отец направил меня к вам, чтобы я мог узнать об участи мадам Гаро.
— Вы желаете видеть мадам Гаро?! — воскликнул Роберт. — Это невозможно.
— Невозможно? Не понимаю вас. Мистер Куинслей сказал, что она живет превосходно и что я все могу узнать о ней у вас. Не может быть, чтобы это была злая шутка.
Роберт нервно перебирал бумаги. Он опустил глаза и молчал.
— Неужели с ней произошло что-нибудь ужасное? Она умерла?
— Нет, нет, что вы! Она здорова. Она жива и здорова, но состояние ее таково, что она вряд ли захочет видеть кого-либо из далеких ей людей.
— Далеких… По-видимому, мистер Куинслей, вы не все знаете о мадам Гаро. Иначе вы не назвали бы меня далеким ей человеком. Анжелика…
— Попрошу вас… — резко перебил Роберт. — Попрошу вас, мсье Герье, не распространяться далее на эту тему. Одно я могу вам обещать: расскажу о вашем возвращении Анжелике, и пусть она сама решит, должна ли она вас видеть.
— Ах, вот как! — вскричал француз. — Она может не захотеть меня видеть? Вы называете ее Анжеликой… Мне все понятно теперь. Быть может, я сам не пожелаю ее видеть. Клэр, пораженный этой вспышкой гнева, схватил его за руку:
— Успокойтесь, Рене. Как бы ни была тяжела истина, вы должны узнать ее от самой мадам Гаро.
Роберт вышел из комнаты, оставив друзей одних. Долго копившиеся чувства вылились теперь в настоящий припадок. Несчастный Герье ломал руки, говорил:
— Случилось то, о чем я подозревал с самого начала. Когда я прочел во Франции записку Анжелики, я подумал, что я потерял ее. Я был убежден, что проникну в Долину, но я знал, что мне не сохранить ее любовь. Зачем она спасла меня тогда? Лучше бы я погиб в борьбе с лютым Куинслеем, как погибли мои лучшие друзья!
Клэр успокаивал своего товарища.
— Сын не лучше отца! Несчастная Анжелика сделалась жертвой расставленных вокруг нее сетей.
— Мы ничего еще не знаем, Рене, — возражал Клэр. — Вы должны увидеть мадам Гаро. Это необходимо.
Слезы дрожали на длинных ресницах Анжелики. Целую бурю пришлось ей выдержать только что. Ненависть Роберта к Герье поразила ее; ревность его к ее прошлому причинила ей страдание.
«Господи, какая я несчастная! А Рене?.. А Роберт? Он не может понять меня… Я искала у него поддержки, а в ответ получила упреки и укоры. Какая бешеная, животная ревность! Мои страдания возбуждают в нем подозрение, что я еще сохранила чувство к бедному Рене. Самый лучший из мужчин не может понять, что я жалею Рене. Разве Герье виноват в чем-нибудь? Если можно винить кого-то, так только меня. Если бы я знала, что он может вернуться… Кто мог думать… Случилось то, чего никогда не бывало. Никто еще до сих пор по своей воле не проникал в Долину… Я должна настоять на желании видеть Рене. Роберт хороший и добрый, он должен разобраться в моих чувствах… Когда он успокоится, он простит меня».
Шаги за дверями заставили ее вздрогнуть. Она ощутила резкую боль в груди.
Прошло мгновенье. Герье стоял в нескольких шагах от нее. Анжелика съежилась под взором вошедшего.
«Это Рене Герье? Этот бледный, изможденный полуседой человек с большими усами и отросшей бородой?.. Какая перемена за два года! «
— Анжелика, — долетел до нее едва слышный шепот.
— Да, Рене, это я. Я хотела видеть вас, чтобы рассказать вам все.
Они молчали, рассматривая друг друга.
— Садитесь, Рене. Я хочу собраться с мыслями. — Она порывисто сбросила с себя шаль, ей стало жарко, душно, как будто на нее пахнуло раскаленным ветром пустыни. — Слушайте, Рене, слушайте, умоляю вас, вы должны выслушать все, узнать, что произошло со мной с того момента, как мы расстались с вами на Высоком Утесе. Я знаю, этот рассказ истерзает вам сердце, но вы должны знать всю мою жизнь за эти два года. Тогда вы, может быть, простите меня и, может быть, это принесет вам облегчение. Я не могу молчать, потому что сотни раз мысленно рассказывала вам день за днем всю свою историю и мысленно каялась перед вами и просила прощения.
Торопясь и сбиваясь, переживая вновь все события своей жизни в Долине, она рассказывала, а ее слушатель сидел согнувшись, закрыв лицо руками.
Короткий стон изредка вырывался из его груди, судорога пробегала по телу, но он не проронил ни слова.
И вдруг он упал к ногам своей возлюбленной, которую терял теперь навсегда.
— Рене, Рене, вы меня прощаете? — Женщина положила руки на его голову: — Успокойтесь! Боже, чего бы я ни сделала, чтобы вас успокоить!
Герье прикоснулся головой к ее ногам и, быстро поднявшись, отошел в сторону. Он стоял отвернувшись, и Анжелика не могла видеть его лица. Так прошло несколько минут. Когда он снова подошел к ней, черты лица его представлялись застывшими, взгляд — погасшим.
