– На! А-на!.. У-а-а-а-а!!!
Еще один свалился с отсеченной кистью, а второй запрокинулся назад, утробно рыча и вцепившись в наполовину разрубленное бедро. Всеслав отпрыгнул назад, разрывая дистанцию, и несколько картинно взмахнул отобранным мечом.
– Плохой меч, – задумчиво произнес он, – дрянная сталь и слабый баланс. – Он вскинул голову и обвел взглядом притихшую площадь. – Но ведь главное не это, а то, чтобы его держали честные и умелые руки. А в сердце того, кто им владеет, была бы Божья правда… не так ли люди?
И, не дожидаясь ответа, прыгнул вперед…
Когда с поля боя, скуля, уполз последний воин, Всеслав, который подгадал так, чтобы завершить схватку в самом центре площади, между трибуной Комитета и виселицей, опустил меч и повернулся к Игромангу, смотревшему на него затравленным взглядом. До последнего момента он надеялся, что хоть один из его воинов покончит с этим проклятым чужестранцем… Всеслав специально поддерживал в нем эту надежду, позволяя своим противникам то полоснуть по плечу, то задеть кончиком меча обнаженную грудь, то коснуться лезвием спины. И сейчас его тело было покрыто множеством порезов, сочащихся кровью…
Некоторое время над площадью висела тишина. Все смотрели на двоих – рыцаря-чужеземца и того, кто еще не так давно, в самом начале церемонии, считал себя самым могущественным человеком в городе.
– Я… – негромко начал Всеслав.
И вся площадь затаила дыхание, опасаясь упустить хоть звук из речи этого удивительного человека, только что своей жизнью и своей кровью доказавшего свое право обращаться к людям. Впрочем, разве не этим доказывается любое истинное право…
– …обвиняю! – Он вскинул руку с мечом и вытянул ее по направлению к Игромангу. – Я обвиняю этого человека по законам Божьим и человеческим в том, что он совершил множество грехов и преступлений, и требую Божьего суда над ним! – С этими словами Всеслав сделал шаг вперед, затем другой…
– Стреляйте! – отчаянно завизжал Игроманг, подавая команду своим арбалетчикам. И те суматошно вскинули арбалеты, наводя жала болтов на одинокую фигуру, грозно и неотвратимо приближавшуюся к их хозяину и повелителю… Наступил самый шаткий момент действа. Ибо люди, собравшиеся на площади, могли помешать залпу, а Всеславу нужно было, чтобы арбалетчики успели выстрелить… И они успели!
Толпа взревела и кинулась на солдат, вцепляясь им в руки, ноги, шеи, опрокидывая их на спину и обрушивая на них кулаки и палки. Люди были готовы разорвать этих тварей, только что укравших у них чудо…
– Господи! – внезапно разнеслось над площадью.
Толпа замерла. Люди медленно разворачивали головы и благоговейно замирали, узрив своего героя. Живого! И с молитвенно сложенными руками опустившегося на колени перед перекрестьем воткнутого в щель мостовой меча (они не подозревали, что он не опустился , а поднялся на колени, ибо за мгновение до того, как его тело должны были пронзить арбалетные болты, плашмя упал на камни площади).
– Да святится имя Твое! Да приидет царствие Твое!!!
И сначала один, потом другой, а потом уже все начали опускаться на колени и складывать руки в уже слегка подзабытом, но в таком с детства знакомом жесте смирения и покаяния. Каковых так не хватало в этом мире последнее время… И поплыли над площадью слова молитвы, произносимые уже всеми – и людьми, пришедшими поглазеть на казнь, и остатками арбалетчиков, и палачами, так и не дождавшимися сегодня работы, и даже выжившими членами Комитета…
Только его бывший глава продолжал сидеть в своем кресле и смотреть на молитву, вернувшуюся в этот мир, мертвыми глазами, пришпиленный к спинке кресла несколькими дюжинами арбалетных болтов, пронесшихся над упавшим на мостовую Всеславом… Ведь траектории полета болтов, не закончившиеся на цели, на которую был наведен арбалет, имеют свойство продолжаться до тех пор, пока не достигнут другой цели…
Всеслав стоял на скале, одиноко возвышающейся над покинутой им равниной, и смотрел на город. До него было почти шестьдесят миль, и он не был различим со скалы взглядом обычного человека. Но Всеслав видел его достаточно хорошо. Он видел не только стены. И Храм, вновь засиявший отмытыми витражами и оглашающий округу звоном колоколов, которые вернули на колокольню. Праздничную толпу на площади. Своих учеников…
Он улыбнулся и счастливо вздохнул. Что ж, он вполне достойно прошел ниспосланное ему Испытание. И поверг Врага. Здесь и сейчас. Причем отнял для победы всего лишь девять жизней. Глуб, Гуг, Агорб и еще один стражник из той дюжины, с которой он сражался во втором судебном поединке, Игроманг… и еще четверо членов Комитета, убитых случайными болтами сильно промазавших арбалетчиков. Впрочем, возможно, даже не промазавших, а нарочно избравших для своих болтов иную цель… Большинство поверженных явно уже загубили свои бессмертные души. И дальнейшее их существование в этом мире вряд ли бы повернуло их на путь искупления… Так что можно надеяться, что епитимья за их смерти будет для Всеслава не слишком долгой и строгой…
Всеслав вздохнул. Глупые надежды. Смерть – это смерть. И не ему решать, сколько и кому отведено Господом в этом мире. А если он принял на себя бремя этого решения, то должен и искупить сей грех полной мерой. Ибо епитимья назначается не в наказание, а чтобы помочь душе справиться с бременем греха, обрушивающимся на нее в момент убийства, чтобы помочь излечить ее. Ибо не бывает убийства во благо, и любая смерть – грех. Каким бы справедливым ни казалось умерщвление кого бы то ни было другим людям или тебе самому…
Всеслав снова вздохнул. Его время в этом мире истекло. Нет, он вряд ли вернул его на путь истинного человека. И этому миру скорее всего еще предстоит сначала стать миром технологий и лишь затем, спустя долгое время – время проб и ошибок, накопления знаний и опыта, успехов и неудач – все-таки обрести себя. Такова извилистая дорога истины. Может быть, существует и другая, но Господь пока не явил им ее ни в одном из тех миров, в которых они уже побывали. Но… возможно, благодаря его уроку этот мир преодолеет испытание технологиями немного спокойнее. Мягче. Не испепелив в топке прогресса множество жизней, как на родине Всеслава. Возможно…
И, не исключено, он еще появится в этом мире, чтобы помочь ему…
Пора. Всеслав поднял руку, и из нее вырвался луч ослепительного света. Воин взмахнул рукой, открывая дверь , бросил прощальный взгляд и шагнул в открывшийся проем…
