Вид Пентагона сфокусировал её мысли, вызвав воспоминания о…
О Питере Муленбереге, министре обороне, о его встрече с президентом Джеррисоном, на которой он впервые предложил идею операции «Встречный удар».
И, надо отдать ему должное, реакцией Сета был ужас, отвращение и шок.
Да, сказал Сет, они атаковали Филадельфию, уничтожили Колокол Свободы и многое другое.
Да, они взорвали Сан‑Франциско и разрушили мост Золотые Ворота.
И да, они заставили рухнуть самый высокий небоскрёб Чикаго.
Но о таком невозможно даже думать, это просто немыслимо, это не по‑американски.
Но Муленберг продолжал объяснять, обрисовывать свой план, показывать, как он может быть воплощён с пренебрежимо малыми потерями с американской стороны, показывать, как он может сработать …
И в конце концов Сет, профессор истории, ставший президентом, сказал:
— Выполняйте.
Бесси почувствовала, как меняется давление в салоне по мере снижения самолёта. Она вытащила из уха слуховой аппарат, чтобы помочь ему уравняться.
Она пребывала в замешательстве, всё ещё не зная, что делать. Сказать о «Встречном ударе» Дэррилу? Хотя нет, он же работает на президента Джеррисона и — да, вспомнила она, он один из всего двоих агентов Секретной Службы, которым Сет по‑прежнему доверяет.
Кроме того, если она кому‑нибудь скажет, то кто поверит? Она помнила, как дома, в Паскагуле, люди смотрели на Мэйбл Симмонс, смеялись над её историями о пришельцах и призраках, звали её «той старой кошёлкой» и «чокнутой Мэйбл».
Но нет. Это уже попало в газеты: сцепка памяти в Мемориальной больнице Лютера Терри. И было много спекуляций о том, кто оказался сцеплен с президентом Джеррисоном.
Газеты. Пресса.
Она вспомнила свой номер в отеле «Уотергейт» и то, чем прославилось это здание.
Пресса. Люди, которые срывают покровы со многих вещей — даже с тех, которые сам президент Соединённых Штатов отчаянно старается держать в секрете.
Она выглянула в иллюминатор и сделала глубокий вдох, пытаясь успокоиться. И, в конце концов, нашла в себе необходимые силы. Она знала, что должна сделать.
Все эти репортёры перед входом в больницу: они наверняка по‑прежнему будут там, ожидая новостей о состоянии президента. Как только она приедет, она сразу побежит к ним и скажет прямо в их камеры, что она сцеплена с президентом Джеррисоном, и расскажет о жутких, ужасных вещах, которые он собирается сотворить.
Джен сидела на белом диване в гостиной Эрика. Вычурные настенные часы начали бить; они, оказывается, делали так каждый час.
Джен читала с планшета последний, только что вышедший номер журнала «Тайм». На его обложке были изображены по отдельности карты западного и восточного побережий США со столбами дыма, поднимающимися из Сан‑Франциско, Чикаго, Филадельфии, Вашингтона и, как это было 11‑го сентября, Манхэттена. Большие чёрные буквы над ними вопрошали: «Будет этому конец?»
Дверь пентхауза открылась, и вошёл Эрик. Она вышла поприветствовать его — и тут возник неловкий момент, в течение которого она не могла решить, как это сделать. И поэтому она решила не делать ничего — ни объятий, ни вообще никакого физического контакта. Однако спросила:
— Как прошла пресс‑конференция?
Эрик снял куртку, которая оказался вся мокрая — должно быть, ему пришлось идти от больницы несколько кварталов пешком — и повесил её на ручку двери, чтобы вода капала на мраморный пол, а не на пол шкафа.
— Неплохо, хотя я и терпеть не могу такие вещи. Отношения врача и пациента должны быть конфиденциальными. Я знаю, что пациенты‑знаменитости подписывают согласие на это, но мне всё равно неловко обсуждать процедуры с кем‑то, кроме коллег. — Он прошёл в гостиную. — Ну, то есть, это президент и всё такое, но мне всё равно кажется, что так неправильно.
Они прошли дальше, в кухню, и он открыл холодильник и вытащил бутылку марочного пива.
— Хочешь?
— Нет, спасибо.
— Это как звонки в службу спасения. Ненавижу, когда их показывают по телевизору. Помню, много лет назад, когда утонула жена Уильяма Шатнера, его звонок в 911 был во всех новостях. Но это просто неправильно.
Джен кивнула.
— Да, согласна. Думаю, многие люди из‑за этого не решаются звонить.
— Как у тебя день прошёл? — спросил Эрик. Они вернулись в гостиную, и Эрик уселся на белый диван. Джен села рядом с ним и увидела по его лицу, что его это обрадовало. Она уже собралась было ответить на его вопрос, когда он ответил на него сам. — Приходила Никки Ван Хаузен?
Она кивнула.
— Как она? — спросил Эрик. — Когда я впервые её увидел, она была в довольно растрёпанных чувствах; сцепка памяти напугала её до чёртиков.
Джен знала, что её нет нужды отвечать; Эрик теперь знал всё, что она помнила о сегодняшнем дне, и…
И внезапно он отвёл глаза. А, ну конечно: он, должно быть, вспомнил, что Никки сказала Джен о его чувствах к ней.
— Я должна была знать, — мягко сказала Джен. — То есть, всё случилось так быстро, и мне нужно было знать, что ты — именно такой, каким кажешься.
Он снова встретился с ней взглядом.
— И?
Она поднялась, встала перед ним, затем наклонилась, взяла его за руки, и потянув, заставила встать с дивана.
— И давай дадим Никки Ван Хаузен такое воспоминание, которого она никогда не забудет.
Самолёт ВВС совершил посадку на авиабазе «Эндрюс». Было темно, и Бесси почти ничего вокруг не видела, но она была рада выйти из самолёта. Хотя полёт прошел спокойно, он занял довольно много времени, а большинство солдат, по‑видимому, не страдают геморроем; кресла были очень неудобные. Она сидела у окна, и поэтому Дэррил вышел наружу первым; для него, внезапно осознала она, полёт наверняка также был не слишком комфортным, если учесть, какие длинные у него ноги.
Дэррил взял Бесси за руку, когда они спускались по металлическому трапу, который подкатили к боку самолёта, и она была ему за это благодарна; последнее, что ей было сейчас нужно — это упасть и сломать бедро.
«Эндрюс» находится в пятнадцати милях к югу от «Лютера Терри», Бесси знала это, потому знал Сет. В субботний вечер это будет недолгая поездка по Бранч‑авеню к Суитланд‑парквей, а затем по I‑295.
Когда они оказались под крышей, их встретил человек в зелёной армейской униформе.
— Агент Хадкинс? — спросил он. — И миссис Стилвелл?
— Да, — ответил Дэррил.
— Так и есть, — ответила Бесси.
— Я полковник Барстоу, — сказал он. — Я адъютант минобороны.
