За Грозоездником и Блукхоопом, явно рассматривая их не как живые души, а скорее как самодвижущуюся домашнюю утварь, следовали три кошки — вначале обязательная для всех эльдорадских домов трехцветная, затем беспросветно-черная, замыкающая же была сиамского окраса.
Последним стремительно вышел как всегда изящный и загадочный Эрик Носов, почти подбежал к Кратову, тряхнул его руку, заглянул в лицо, сочувственно поцокал языком и так же стремительно унесся в пустовавшее кресло возле стены.
— Двадцать часов пять минут, — сказал Понтефракт и поставил бокал на круглый столик перед собой. — Все в сборе. Я включаю протоколирование. Возражений нет?
Выждав паузу, он плавно опустил палец на скрытый в столешнице сенсор.
Все взгляды последовали за его движением. Даже Блукхооп приник к окошку сначала одним глазом, затем другим, и сосредоточенно плямкнул губами.
Прошла минута, а то и больше.
Кратов кашлянул и подсел к столику.
— Такое чувство, что совещание можно закрывать, — промолвил он.
Агбайаби сухо рассмеялся, будто закашлялся.
— И в самом деле, — сказал он.
— Идиотское положение, — продолжал Кратов. — Не самые праздные люди в Галактике собрались в одном и том же месте, чтобы из вечера в вечер раскланиваться, точить лясы о малозначащих вещах, слегка выпивать, — Понтефракт озадаченно покосился на свой бокал, — и расходиться ни с чем.
Грозоездник перебрал ходовыми лапами и издал серию свистков.
— Вы должны быть снисходительны, доктор Кратов, — зазвучал спокойный голос лингвара. — Во всяком случае, к своим собратьям по расе. У вас, людей, нет того опыта общения с эхайнами, что накопили мы, Офуахт. Вы не готовы к решению таких задач. И у вас не в избытке одно из самых замечательных качеств, которое хорошо в дуэлях с эхайнами.
— Терпение, — покивал Агбайаби. — Мы и вправду им не обременены. Наша ли в том вина? Век людской скоротечен. Вот мне, например, сто двадцать два года. И я здесь. Могу ли я, коллега Грозоездник, спокойно дожидаться, когда все разрешится само собой, ко всеобщему удовольствию и естественным порядком, если у меня каждый день на счету?
— Простите, доктор Агбайаби, — сказал арахноморф. — Я постоянно упускаю из виду, что вы, люди, даже не знаете дня своего ухода.
— Ухода — куда? — спросил Кратов.
Грозоездник вскинул передние лапы к высоким сводам.
— Туда, коллега, туда, — сказал он. — И отнюдь не в бескрайние просторы Галактики, а в хрустальные чертоги Создателя, держать ответ за дела свои…
— Я как специалист по психологии эхайнов, имею заявить следующее, — ожил лингвар Блукхоопа. — Терпение вовсе не является характерной чертой поведения объектов моего профессионального интереса. Преобладающая доля их поведенческих реакций падает на агрессивную часть эмоционального спектра.
— И это тоже связано с их сроком физического существования, — сказал Грозоездник. — Эхайны столь же недолговечны, как и люди.
— Это то немногое, что нас роднит, — усмехнулся Понтефракт.
— На самом деле вас роднит гораздо большее, — заметил Блукхооп.
— Разумеется, — сказал Агбайаби. — Они, как и мы, вертикальные ходящие, ведущие происхождение от теплокровных позвоночных. Они двуполы…
— Я имел в виду не это, — промолвил Блукхооп.
Агбайаби с терпеливой улыбкой ждал продолжения, но оно не последовало.
— Эхайны нетерпеливы, — сказал Грозоездник. — Зато терпеливы мы. Мы можем не торопиться. Мы можем вспомнить нашу историю, возобновить производство тяжелых осадных станций и заключить планеты агрессоров в неодолимое кольцо блокады. И ждать, покуда, изнуренные лишениями они не сдадутся. Спокойно ждать так долго, как никто из них не в состоянии…
— На это потребуется какое-то время, — заметил Агбайаби. — Которого давно уже нет.
— Терпение, конечно, замечательное качество, — сказал Кратов слегка раздраженно. — Но вот все мы здесь собираемся, коротаем досуг, чего-то терпеливо ждем… а в эту минуту десант эхайнов высаживается на очередную планету в том уголке Галактики, где мы меньше всего их ожидаем, и огнем и мечом диктует свою волю беззащитным жителям. Что я вам это объясняю, коллега Грозоездник? А их пиратские корабли перехватывают наши лайнеры. И жестоко, беспричинно уничтожают вместе с экипажем и пассажирами…
— Мы не можем разместить во всех обитаемых мирах вооруженные отряды Галактического Братства. — сказал Понтефракт.
— За неимением таковых отрядов, — кивнул Агбайаби. — Да, мы оказались не слишком подготовлены к такому повороту событий. Воевать мы не любим и не желаем. Мы желаем договариваться.
— А эхайны не желают, — сказал Кратов. — Они как раз желают заниматься разбоем и бандитизмом повсюду, где только им заблагорассудится.
— Вряд ли они отважатся напасть на Землю, — произнес Эрик Носов. — Мы, конечно, уже не те головорезы, что пару сотен лет тому назад. Но все же…
— Зато они могут напасть на наши колонии, — сказал Кратов. — И вырезать несколько миллионов, прежде чем мы расчехлим наше оружие…
— Так было, — сказал Грозоездник. — Когда мы прибыли на планету Оунзуш, там не было ни эхайнов, ни Офуахт. Живых Офуахт… И все горело. Вся планета — горела.
— Но воевать не хочется, — сказал Агбайаби. — Ох, как все же нам не хочется воевать!
— Двенадцать планет, — сказал Носов. Возможно, чуть больше. Средняя численность населения — миллиард. Что они перед мощью Галактического Братства?
— Да, я понимаю, — кивнул Агбайаби. — Акция устрашения. Атака сводными силами тех рас, что еще не распустили полностью свои армии. Скажем, Вифкенх или Ярхамда… ваших любимчиков, доктор Носов… Демонстративное разрушение нескольких военных баз. Показательный захват одной планеты.
— А что же, и захват! — сказал Носов с вызовом. — Имперские Хищники Ярхамда сделают это с таким блеском, с таким аристократическим шиком, что эти мясники эхайны пасти поразевают. И при этом не прольется ни капли невинной крови! — Он помолчал, словно устыдившись своего неожиданного энтузиазма. — Ну, почти ни капли…
— Но после этого Галактическое Братство придется называть как-то иначе, — сказал Кратов. — Галактическая Империя… Каганат… но уж никак не Братство.
— Рано или поздно эхайны будут среди нас, — сказал Агбайаби. — Вот за этим круглым столом, — он постучал сморщенным кулачком по столешнице перед собой. — Никуда им не деться, вот в чем парадокс. И мы не хотим, чтобы они помнили о пережитом унижении.
— А как же быть с нами? — спросил Грозоездник. — Мы то уже унижены.
