В качестве основного исполнителя был выбран известный мастер террористических многоходовок Рамазан Актов, больше известный как правая рука бессмертного колченогого отца чеченского террора Муртазалиева. В столицу выдвинулись рядовые исполнители. Разместились здесь и терпеливо ждали обещанных взрывчатки и изотопов. Пятеро из них готовы были ошахидить-ся - принять мученическую смерть за веру. Остальные рассчитывали выполнить работу и уйти, сорвав хороший куш. Сам депутат Сельмурзаев адресов боевиков не знал. Аюпов счел за благо не посвящать его в такие подробности береженого Аллах бережет. Депутат оказывал поддержку деньгами, информацией и кое-какими ресурсами.
- Сколько, по расчетам, должно было погибнуть мирного населения? спросил Глеб.
- По приблизительным оценкам от трех до пятидесяти тысяч, - глаза депутата были полуприкрыты, слова звучали отстранение, скрипуче. Пленник был похож на механическую куклу, у которой кончается завод и проржавели пружины. - Перед терактом чеченцы и дружественно настроенные лица будут предупреждены. Не все, только самые ценные...
- Какими соображениями могут быть оправданы подобные жертвы среди мирного населения?
- Для вас это мирное население. Для нас - никто. Чужая вера, враждебный нам образ жизни. Враг, который подлежит уничтожению, кроме детей младше пяти лет и стариков, которые не могут рожать детей, но могут еще работать, слова текли без задержки, как будто отрепетированная не раз речь.
- Как по писаному шпарит, мерзавец, - хмыкнул Глеб.
- При психосканировании легко выплывают на поверхность глубинные подсознательные маркеры. Они - следствие социального зомбирования. Тут и религиозные, и бытовые постулаты, и неписаные законы племени, в общем, тот самый пресс, которым с детства у человека подавляется личность и трансформируются морально-нравственные оценки. Он не принял эти истины на веру после долгих размышлений о смысле жизни. Они вбиты в него, - пояснил Доктор.
- Понятно, - кивнул Глеб.
- Особенно мощные маркеры оставляет идеология мусульманского фундаментализма, будто специально созданная для зомбирования. Сельмурзаев может, блистая в обществе, разъезжая на лимузине по московским политическим бомондам, читать Бебеля и Бабеля, но в подсознании стоят флажки. В этом заключается мощь глобальных идеологических движений. И дело не только в мозге человека. Тут сказываются еще совершенно неизученные связи в биоинформационном поле.
- Все слишком мудрено, - усмехнулся Глеб. - Нам нужно немного. Чтобы этот подонок еще поработал на нас.
- Тогда продолжаем обработку...
Доктор снова взялся за подопытного. На этот раз в ход пошла "медуза" металлический колпак со щупальцами проводов, отходящих к жестяному ящику и компьютеру.
Еще через полчаса Сельмурзаев был готов к новому этапу.
- Экстренная связь с Рамазаном, - нагнулся над ним Глеб. Сейчас депутат смотрел на него, выпучив глаза, и глаза эти были стеклянные. - Есть канал?
- Есть.
- Ты вызовешь его...
- Я не могу.
- Это надо для проведения священной акции возмездия, - мягко произнес Доктор, касаясь рукой плеча пленного. - Это очень важно. Ты сделаешь это.
- Сделаю...
Глеб протянул депутату его же мобильник.
Депутат нащелкал номер экстренной связи с Рамазаном Актовым. И назначил срочную встречу. Дал отбой и произнес:
- Я все сделал.
- Молодец, - сказал Глеб и повернулся к Доктору: - Нужно привести депутата в транспортабельное и послушное состояние.
- Нужно, значит, приведем, - кивнул Доктор, разглядывая подопытного, удовлетворенно, как скульптор, которому осталось совсем немного, чтобы довести свое творение до товарного вида.
С последней частью работы он справился за полчаса.
- А теперь поехали, - Глеб положил руку на плечо Сельмурзаева, которого освободили от датчиков и зажимов.
Депутат был готов ехать куда угодно...
* * *
Удара не последовало.
Бугай пристроился в кабинке. Но пробыл там недолго.
Гурвич мысленно перекрестился. У него было такое ощущение, что его только что похоронили, а потом выкопали еще живым. Сердце ухало. В висках пульсировала кровь...
"Надо же быть таким дураком! - обругал он себя. - Что теперь, бояться каждого встречного?! Ничего не произошло! Это глюки! Коль со стенок лезут руки, не пугайтесь - это глюки... Глюки... Глюки... Глюки?"
Вдруг на Гурвича снизошло какое-то вселенское спокойствие. И вместе с ним ясное понимание ситуации. Он совершенно определенно понял, нет, даже не понял, а постиг, что никаких глюков не было. Ситуация вот она, на ладони!
За ним шли... Точно шли... За ним наблюдали еще от дома Ромы. Пока его решили не трогать. Во всяком случае, здесь. А вот что будет дальше? Тут воображение подсовывало картинки одну другой краше. В поезд заходят люди. "Пойдем, парнишка, прогуляемся!" Выкидывают на ходу. И бесчувственное тело летит со скоростью шестьдесят километров в час на насыпь. "Пройдемте с нами... Не беспокойтесь, граждане, мы милиция, задерживаем опасного преступника!" Возможен и такой вариант. Могут его взять у вокзала. Могут в той же электричке. Случайная машина вполне способна переехать зазевавшегося гражданина. Равно как и случайный кирпич не против спланировать ему на голову. С ним могут сделать все - похитить, убить, бросить на съедение крокодилам. Могут начать игру... Все возможно. Одного только не может быть чтобы все это оказалось плодом буйной фантазии.
Следующий вопрос - что теперь делать? Удавиться самому или подождать, пока удавят другие?
В туалет зашел еще один человек - типичный колхозник, худосочный, промасленный, продубленный ветрами, холодом и жарой, проспиртованный самогоном и брагой. Явно не из тех. Хотя...
Стоп. Это уже мания преследования...
Думать надо... Действительно, с ним могут сделать что угодно. Но для этого нужно одно условие - чтобы он был на виду. Под контролем. А если он ускользает от них, тогда расклад меняется коренным образом. Ищи ветра в поле...
Ускользает. Легко сказать... Говорят, новичкам везет. Посмотрим!
Колхозник вышел из сортира, оставив программиста наедине с его проблемами.
Гурвич толкнул дверь кабинки. И увидел то, на что надеялся, застекленное окошко. Сквозь него падает свет заходящего солнца... Сердце радостно екнуло.
Он толкнул раму. Та не поддалась. Прилеплено намертво. Покрашено белой масляной краской, которая держит лучше клея. И шпингалеты залиты ею - не сдвинешь ни на миллиметр. Еще раз толкнул. Еще...
Он уже примерился разбить стекло и поднять ненужный шум. Но тут шпингалет шевельнулся и скользнул вверх. А потом и рама с треском поддалась.
Окно тесное. Для Гурвича явно маловато. Но протиснуться можно. Правда, если предварительно снять куртку.
