– Ты наркоман, Марти. Все об этом знают. Но они терпели и молчали, пока ты работал. А что теперь? Что это – единичный случай или же конец удивительной, но чертовски короткой карьеры?
– Заткнись. – Я отпихнул его, отвернулся.
Мысли путались, накладывались, слипались, сливались, перетекали одна в другую… Я стоял в центре своего собственного внутреннего мира и растерянно озирался по сторонам, а вокруг кружили эти призрачные образы, которые я впервые не мог подчинить своей воле и отправить на экран.
– Я думаю, это конец. Прости за откровенность. Я бы хотел ошибиться, честно. Ты неплохой человек, Марти. Но…
– Я прошу тебя – уйди. Просто заткнись и уйди, ладно? Дай мне побыть одному…
– Хорошо, я уйду. Но на будущее учти, старик: я – один из немногих, кто не желает твоего краха. Сотни людей мечтают вернуть прежние времена, когда на съемочной площадке суетилась целая куча народа. Они ведь все оказались на улице из-за тебя. Думаешь, они очень рады этому? Да они будут счастливы вернуться, если ты уйдешь.
– Но тебе ведь тоже сократили зарплату, – сказал я тихо. – Почему же ты до сих пор меня поддерживаешь?
– Потому что я большой поклонник искусства, Марти. А то, что делаешь ты, – это искусство в чистом виде. То самое, которое идет от сердца. Ты выводишь на экран свои мысли, не доверяя их даже бумаге, не говоря уже о режиссерах, сценаристах и прочих посредниках. Ты творишь без них – все, как ты видишь сам. Это – бесценный дар. И очень жаль, если ты действительно лишил себя этой возможности творить.
С этими словами он развернулся и вышел, а я еще долго стоял, глядя в стенку перед собой.
Мысли продолжали путаться.
Собраться я так и не смог.
* * *
– Может, хватит на сегодня, сэр? – осторожно поинтересовался бармен.
– Нет, не хватит, – покачал головой я. – Наливай.
И толкнул к нему стакан.
Он вздохнул, но налил: три бакса есть три бакса, и лишними они не бывают.
Бар, в котором я второй день кряду просиживал штаны, назывался «Грязный Луи». К слову, многие его клиенты могли носить ту же самую кличку… впрочем, все равно.
У меня так ничего и не вышло. В конце концов Ворнер плюнул и сказал мне идти домой.
– Придумаем что-то, – произнес он, глядя в сторону. – Забьем прайм-тайм комедиями и боевиками прошлых лет. Думаю, день продержимся. Надеюсь, до завтра ты оклемаешься?
– Постараюсь.
Однако не оклемался. Я пришел очень рано, стал пробовать, но ничего не получалось. В итоге я был свободен уже через час.
– Я думаю, Лусио тебе позвонит, – сказал Ворнер.
Я кивнул и ушел. Перекусив дома, я вызвал такси и поехал в бар – сидеть в четырех стенах не было никакого желания. Я чувствовал, что если останусь в своей проклятой коробке, то либо окончательно сойду с ума, либо пущу себе пулю в висок.
Я надеялся, что пара стаканов виски в шумном людном месте отвлечет меня от проблем и…
– Марти.
– Чего? – Я оглянулся через плечо и увидел Райса. С ним был какой-то смазливый паренек в нелепой потасканной гавайке. – А, это ты… А это кто с тобой? Мой новый садовник? Прости, парень, я сейчас на мели, так что заходи через месяц…
– Хватит паясничать, – сказал Райс без тени улыбки.
– А что мне еще остается, Фил? – хмыкнул я. – Я больше не могу работать с «Ремо», я… я как кретин или псих – могу мыслить только скринсейверами. Долбаными сраными скринсейверами, которые никому не нужны…
– Со скольки ты тут сидишь? – спросил мой агент.
Его серьезность меня раздражала. Лучше бы он сел рядом, накатил вместе со мной, и мы бы, шатаясь, побрели домой в три часа ночи, когда нас бы уже возненавидел весь бар. Но нет – он стоял, сложив руки на груди, и с осуждением смотрел на меня. Мне оставалось только спросить:
– Что опять?
– Со скольки ты тут сидишь? – повторил Райс.
– Черт, да какая разница?
– Большая. Ответь.
– С… с четырех.
– А сейчас уже девять. Ты сидишь тут уже пять часов, Марти.
– И?
Фил шумно выдохнул.
– Слушай, пойди, присядь где-нибудь, ладно? – сказал он своему спутнику. – Нам с мистером Буга надо побеседовать наедине.
Парень в гавайке кивнул и пошел к окну – там как раз был свободный столик.
– Кто это, Фил? – спросил я, провожая нелепого «гавайца» рассеянным взглядом.
– Мой сын Джон.
– О. И что он здесь делает?
– Я хотел показать его тебе, но ты, я вижу, не слишком готов.
– Почему? Я вижу его… вполне прекрасно. Хороший такой сын… добротный!..
– Ты не понял, – покачал головой мой агент. – Он… он транслятор, Марти. Такой, каким был ты два года назад.
– В смысле? Неужто… да ладно? Он что, тоже может выделывать всякие… мыслештуки?
– Да, – кивнул Райс.
– Ну ни… ни черта себе! Так мы в таком случае можем объединиться, сделать команду и транслировать вмес…
– Не можем, – перебил меня Фил. – И не будем.
– Почему?
– А ты посмотри на себя.
– А что я?
– Ты – алкоголик. Наркоман. После смерти отца ты перешел на тяжелые, наплевал на работу, на друзей… на все. Ты просто развалился.
– Черт, у меня ощущение, будто я снова говорю с Барри! – поморщился я. – Он вчера нес такой же бред…
– К сожалению, это не бред, Марти. Это – печальная реальность. Ты угробил свою великолепную карьеру, убил свой дар. Да если бы я не обнаружил новый талант прямо у себя под носом, мы бы на такие деньги попали!
Я сидел, удивленно хлопая глазами. Алкогольная дымка, которая застлала сознание, неожиданно поблекла. Я будто бы даже протрезвел, хоть это и было абсолютно нелогично: ведь чем больше человек пьет, тем пьяней становится, а тут – ровно обратный процесс.
– Я взялся спасти тебя из этого положения, Марти, – сказал Райс. – С завтрашнего дня твои обязанности будет выполнять Джон. Старые соглашения я упрошу переписать на него, чтобы Гаскузи и его юристы не пустили тебя по миру. Да, да. Не смотри на меня так, ты их слишком плохо знаешь. Пока ты в строю, они в тебе души не чают. Они даже готовы простить тебе пару-тройку проколов. Но когда они поймут, что ты сдулся окончательно, они вышвырнут тебя на помойку, забрав все, что ты успел заработать. Таков мир шоу-бизнеса, Марти. Как механизм – негодные шестеренки заменяют новыми.
– Ну а ты, Фил? Неужели ты бросишь меня сейчас, когда мне больше всего нужна твоя поддержка?
– Я не бросаю тебя, черт побери! – воскликнул Райс, гневно сдвинув брови. – Что еще ты себе выдумал? Что мы с тобой – лучшие друзья? Мы просто работали вместе, иногда общались, я помогал тебе, ты – мне. Взаимовыгодное сотрудничество, Марти. Так это называется.
– Значит, мы не друзья? – угрюмо спросил я, разглядывая свой стакан. – Не друзья?
– Нет. Ты был хорошим парнем, но деньги действительно сыграли свою роль. Сначала ты держался более-менее неплохо… но смерть отца окончательно тебя убила. Ты стал невыносим, думал только о наркоте, алкоголе и сексе – вспомни, что попало в эфир из-за твоего покалеченного сознания? Но я не бросаю тебя, запомни. Я ценю то, что мы сделали вместе, поэтому не отдам тебя коршунам Гаскузи. От тебя они не получат ни цента. А на те деньги, что у тебя есть, ты сможешь спокойно прожить лет пять – как раз столько тебе понадобится, чтобы все-таки окончить колледж.
