Валерий Язвицкий, автор неприхотливых научно-фантастических рассказов, писал: "Мы обычно не замечаем того, что нам знакомо с первых дней нашей сознательной жизни. Мы не удивляемся многим явлениям, не спрашиваем себя, почему они происходят так, а не иначе. Например, разве кому-нибудь приходит в голову вопрос, почему вещи, поставленные на стол, не скатываются и не падают? Мы не удивляемся, почему мы твердо стоим на земле, почему можем делать прыжки. Занимаясь гимнастикой, мы не задумываемся над тем, почему легко взбираемся вверх по гладкому шесту. Нам не приходит в голову спросить, почему завязанная узлом веревка не развязывается, если потянуть ее за концы, а наоборот, еще крепче завязывается..."
Действительно, герои А.Толстого, М.Булгакова, И.Эренбурга, Е.Замятина как-то мало задумывались над такими вопросами...
"В этой научно-беспредметной повести, - оценивал критик А.Ивич повесть А.Беляева "Человек-амфибия", - нет ни социального, ни философского содержания. Роман оказывается ничем не загруженным, кроме серии средней занимательности несколько статичных приключений... оказался развлекательным романом, книгой легкого чтения, не имеющей сколько-нибудь заметного литературного значения."
И дальше: "...Беляев берет понравившийся ему физиологический опыт и доводит его либо до неоправданного целесообразностью чуда, либо до нелепости - практического бессмертия - противоречащей материалистическому пониманию природы".
Берет понравившийся ему физиологический опыт... Доводит его до неоправданного целесообразностью чуда...
Мало кто знал, что именно Александр Беляев многие годы нуждался в чуде, жил в надежде на чудо - тяжелая форма костного теберкулеза приковала его к больничной койке. В статье "О моих работах" А.Беляев писал:
"Могу сообщить, что "Голова профессора Доуэля" - произведение в значительной мере... автобиографическое. Болезнь уложила меня однажды на три с половиной года в гипсовую кровать. Этот период болезни сопровождался параличом нижней половины тела, и хотя руками я владел, вся моя жизнь сводилась в эти годы к жизни "головы без тела", которого я не чувствовал..."
Берет понравившийся ему физиологический опыт...
5
Техническая фантастика, понятно, не привела, да и не могла привести к большим литературным открытиям. Радостный крик героя рассказа А.Палея "Человек без боли": "Мама, мама, мне больно!" - говорил не столько о трагедии человека, сколько об еще одном техническом положении.
"Из-за деревьев показались пять допотопных птеродактилей - два самца и три самки с детенышами. Я посмотрел на них, повернулся и пошел дальше."
Что могли дать читателю подобные описания?
"Всемирный следопыт", кстати, вполне всерьез, без всякой иронии цитировал приведенные выше строки.
Не ради улыбки цитировался в журнале и рассказ, в котором на озеро Байкал совершал посадку в межпланетном аппарате некий, как там особо подчеркивалось, культурный марсианин. Вполне всерьез разъяснял К.Э.Циолковский простые вещи (правда, он-то старался при этом донести до читателя свою весьма не простую философию), а многие и многие фантасты попросту предпочитали не отвечать на вопросы, заданные ими же. "Я не мог получить ответа на свои вопросы. Ибо, если бы Яша или кто-нибудь другой сумел бы ответить на них, мой рассказ перестал бы быть фантастическим, и превратился бы в реальный." (А.Палей).
- Кто это будет читать? - спросил Гацунаев. - Про самку птеродактиля, про культурного марсианина, про химикаты и успехи агрикультуры?..
- Подожди, - сказал я, - скоро мы коснемся патриотической темы.
Международная обстановка в конце 30-х складывалась так, что любой непредубежденный человек мог понять - война неизбежна. В Германии к власти пришел фашизм, итальянцы хозяйничали в Северной Африке, японцы приглядывались к юго-восточной Азии. В СССР после гражданской войны, НЭПа, коллективизации, массовых чисток постепенно угасла надежда на Мировую революцию. Последней, может быть, попыткой напомнить о великой цели явилась повесть А.Палея "Гольфштрем", опубликованная в библиотечке "Огонька" в 1928 году.
Сюжет повести прост.
К королю свиных туш (так у А.Палея) приходит военный инженер Том Хиггинс.
"Я предлагаю акционерское общество, - сказал он. - Цель - постройка плотины для изменения направления Гольфштрема. Климат Северной Америки изменится в сторону потепления. Расходы окупятся, самое большее, в 3-4 года. Европа, конечно, погибнет.
- Плевать.
Свиной король был прав: Европа уже десять лет ничего не покупала. Она представляла собой союз социалистических государств..."
Союз Советских Республик Старого Света, естественно, озабочен агрессивными планами короля свиных туш. А поскольку недавно к советским республикам присоединилась, наконец, Япония, решено было дать простой и решительный ответ этим зарвавшимся жирным американцам. В Женеве собирается заседание ЦИК, там же в рабочем порядке создается Реввоенсовет Старого Света.
Итак, война.
Как всегда в подобного рода произведениях - последняя.
"Необходимо напрячь всю энергию, чтобы уничтожить постройку (плотину, воздвигнутую поперек Гольфштрема, - Г.П.) и раз навсегда сломать военные силы Америки."
Союзником Реввоенсовета Старого Света становится в этом нелегком деле сознательный пролетариат Америки, а победу воздушному флоту приносит некий оранжевый луч, изобретенный неким Владимиром Полевым. Подозреваю, что этот луч несколько раньше изобрел инженер Гарин, но в данном случае это уже не имело значения. Ну, а пролетариат американский действует на земле. "Страшная злоба против угнетателей выросла в сердцах рабочих за тяжелые годы порабощения. Уже раздавались возгласы проклятия и мести. Надо было найти русло, в которое можно было бы направить гнев трудящихся."
Такое русло было найдено - Гольфштрем.
Плотина, поставленная поперек знаменитого теплого течения, была взорвана...
Конечно, не "Фауст" Гете, но проблема хладотехники поставлена хорошо.
Одна за другой выходят в 30-х годах книги рассказов, пьес, повестей, романов, посвященных будущей войне. В.Курочкин - "Мои товарищи", В.Киршон - "Большой день", Я.Кальницкий - "Ипсилон", С.Диковский - "Подсудимые, встаньте!", Н.Борисов - "Четверги мистера Дройда", С.Беляев - "Истребитель 2Z", наконец, знаменитый роман Н.Шпанова "Первый удар", в одном только 1939 году выдержавший чуть ли не десяток изданий - от массовых до "Библиотечки красного командира". Всеми способами - лучами смерти и жизни, электроорудиями, суперскоростными штурмовиками, шаровыми молниями и потрясающими воображение танками - враги Советского государства уничтожались в первые же часы войны и, разумеется, на собственной территории.
