К вечеру, когда гроза поутихла, но на море еще бушевал шторм, пассажирское сообщение было восстановлено. Правда, дилижансы отправлялись только до Бонар-Бриджа, да и то не доезжая до города. Каким-то образом стало известно, что мост через реку смыло потоком, а саперы ожидались только к третьему дню. Но такое уже случалось не в первый раз. И Лингфилд знал, что все лодки, имеющиеся в городе, к утру будут заняты извозом через реку. Еще можно было сойти раньше, в Тейне. Между Тейном и Дорнохом лежал залив шириной всего в четыре мили. Там тоже можно было найти лодку. Решив так, Рэй оплатил место в дилижансе, еще раньше обещав доктору Халенсу прибыть, как всегда, в пятницу. В дороге его сморило, но стоило подбородку уткнуться в грудь, как тут же появился сон-кошмар. Остальные пассажиры начали перешептываться между собой, видимо, сочтя Рэя за человека, которого мучает совесть. Им было невдомек, в чем тут дело. А Рэю вовсе не хотелось объясняться. Как и было решено, он вышел в Тейне. Прямо на станции познакомился с лодочником, поджидающим здесь лишнего заработка, и, сторговавшись на шести пенсах, они отправились к причалу. Но там оказался почтовый пакетбот, и Рэй изменил намерения, тем более что пакетбот шел прямо в Хелмсдейл. Весьма кстати! Лодочник затянул старую песню неудачников – каковы нынче цены на смолу и дерево, как тяжело содержать в порядке весла и как плохо изменять договоренности. Ему было наплевать – что станет делать Рэй, оказавшись в Дорнохе, на полпути от дома. Но получив утешительные три пенса, лодочник отстал и пошел обратно на станцию, ловить других пассажиров. Пакетбот оказался резвой лошадкой и под пыхтенье двух котлов домчал к Хелмсдейлу всего за два часа. И вот тут, как только Рэй спустился по сходням, его посетило ужасное предчувствие непоправимой беды. Сам не зная почему, он побежал. Мимо рынка и конфетной фабрики, через центральный сквер, вдоль полицейских конюшен – домой! С каждым шагом, приближающим его к окраине, Рэй все яснее и яснее представлял печальное лицо супруги. Никогда еще не посещали его подобные чувства. А потом, свернув в переулок, Рэй увидел свой дом, и у него подкосились ноги…
Фасад был цел, но вот мансарда, куда поднималась ночевать Джил, оказалась разрушена. Старое дерево, растущее рядом с домом, не выдержало напора стихии и треснуло прямо у основания. Теперь его толстый ствол торчал там, где раньше была комната старшей дочери. Никто ничего не говорил, только Элен, постаревшая разом на десятки лет, отрешенно баюкала малышку Данс. В глазах супруги застыла немая скорбь, и взгляд и разум ее погасли. Навсегда.
Кто-то уже поднимался раньше на крышу, чтобы распилить корявые ветви и по частям убрать обрубок ствола. Во дворе хозяйничал коронер, и только край носилок с завернутым в одеяло телом – вот все, что досталось увидеть Рэю. Он подошел к не слышащей и не видящей ничего Элен, осел рядом с ней на землю и уткнулся в ее колени.
Это сны! Пусть не Луна и не молнии, а проклятое дерево, но все равно – сны убили его дочь, мерцала мысль.
Ночью он ожидал увидеть, как вновь и вновь рушится тяжелый ствол, ломая черепицу и стропила, забирая жизнь. Но вместо этого приснился черный корабль, где он корчился в приступе жестокого кашля, замурованный в орудийной башне. И когда раздался плач малышки Данс, но не было больше Джил, чтобы успокоить младшую сестру, а Элен лежала рядом, безучастно уставившись в потолок, Рэй понял – его жизнь изменилась окончательно. Все хорошее осталось в прошлом, а впереди – только бесконечные терзания и муки из-за чувства вины, будто только он один и являлся причиной несчастий.
На первое время, после того как Элен забрали в приют для умалишенных, Рэй нанял сиделку, чтобы та следила за Данс. Артельщики начали его сторониться, чураясь недоброго взгляда, и сам Рэй превратился в самодвижущийся механизм, обученный ловле рыбы. Он выходил в море раньше всех, забрасывал сети, выбирал обратно, кидал на дно лодки живую еще сельдь, но большей частью ронял ее обратно в воду. Механизм, в котором что-то разладилось…
Сны становились раз от раза страшнее. Косматые звезды сжигали его тело. Молнии пронзали от затылка до пят, Луна погребла под собой и Хелмсдейл, и Грампианские горы, и весь остальной мир. Но каждый раз он воскресал.
Крика не стало. Крик исчез. Вместо него появилось осознание близости собственной кончины. Но страха перед смертью тоже не стало. Его, наверное, оказалось слишком много, этого страха. Рэй пресытился им! А где-то в глубине снов-кошмаров появилась тайная цель. Да, он по-прежнему падал сквозь бездонный колодец на противоположную сторону Земли, вываливаясь затем в небо. Но отныне руководил падением, когда каждый жест, любое движение руками могли развернуть все тело так, что паника уступала место сосредоточенности. Теперь он различал каждый изгиб каналов на красной планете, пусть даже ненадолго, но – мог сфокусировать зрение, и за прищуром глаз – во сне! – ему открывались щели между кольцами Сатурна, и Рэй не боялся уже с лету врезаться в каменные глыбы. Превращаясь в мумию, ощущал себя сидящим внутри какой-то оболочки. Пусть сожженной, но под ней продолжало биться его сердце. А задыхаясь в дыму пожара, он ловил в артиллерийскую оптику перекрестьями прицела приплюснутый силуэт другого корабля. Того самого, что вел дуэль с его броненосцем. Перешагивая через трупы матросов, убедившись, что дверь можно открыть разве что газовой горелкой, Рэй тащил тяжелую болванку по направляющему желобу: туда, к казеннику орудия. И давил на кнопку, замыкавшую электрическую цепь ударного механизма…
Граф Мотеруэлл, как оказалось, отправился по каким-то своим делам на Гебриды. Его возвращение ожидалось не раньше чем через три недели. Но и профессор Фалькруа владел искусством гипноза в степени, достаточной, чтобы ввести Лингфилда в транс, а после общаться с ним, минуя фильтры сознания.
– Невероятно! – заявил Фалькруа доктору Халенсу. – Насколько мне известно, ваш пациент не проходил морскую службу, а все знакомство с военным флотом заключалось для него в загрузке углем вспомогательных судов добровольческой эскадры. Потом он стал рыбаком. Тем не менее этому, с позволения сказать, рыбаку удалось с точностью до дюйма передать внутреннюю обстановку боевой башни броненосного фрегата. Я связался с одним приятелем, морским артиллеристом в отставке… То, что мистер Лингфилд рассказал про путешествие среди звезд и планет, привело в трепет другого моего знакомого – члена Королевской Академии наук, астронома и преподавателя естествознания в Саутгемптонском университете…
– А что же – гроза и это, как ее… мертвая корова?
