Через несколько минут мы были на месте. Профессор первым торжественно сошел с ракеты. Он совершал обряд. Он священнодействовал. Эта картина навсегда врезалась в мою память. Черное небо, испещренное звездами. Синеватое Солнце. С одной стороны ослепительно яркие горы, с другой - “висящие в пустоте” раскаленные добела горные вершины. Широкая долина цирка, почти до половины покрытая тенью с зубчатым краем; на усыпанной пеплом и пылью каменистой почве - уходящие вдаль следы колес нашей машины. Эти следы на лунной поверхности производили особенно сильное впечатление. У самого края тени мерно шагает фигура, похожая на водолаза, оставляя за собой следы - следы ног человека! Но вот эта фигура останавливается. Смотрит на кратеры, на нас, на небо. Собирает камни и складывает небольшую пирамиду. Затем наклоняется и чертит пальцем на пепле:
ТЮРИН
Эта надпись, сделанная на легком пепле пальцем руки, крепче рунических надписей на земных скалах: дожди не смоют ее, ветры не занесут пылью. Надпись сохранится на миллионы лет, если только случайный метеорит не упадет на это место.
Тюрин удовлетворен. Мы вновь усаживаемся в наш экипаж и летим на север. Солнце понемногу поднимается над горизонтом и освещает отдельные утесы гор, лежащих на востоке. Однако как медленно катится оно по небу!
Снова прыжок над трещиной. На этот раз Тюрин предупрежден. Он цеплялся руками за железные поручни. Я гляжу вниз. Ужасная трещина! Едва ли такие существуют на Земле. Дна не видно - черно. А в ширину она несколько километров. Бедная старушка Луна! Какие глубокие морщины на твоем лице!…
– Альфонс… Птолемей… Мы уже видали их, подлетая к Луне, - говорит Тюрин.
Вдали я вижу вершину кратера.
Тюрин прижимает свой скафандр к моему - иначе мы не можем разговаривать - и сообщает.
– Вот он!… Коперник! Один из самых больших кратеров Луны. Его диаметр больше восьмидесяти пяти километров. Самый же большой кратер на Земле - на острове Цейлоне - имеет менее семидесяти километров ширины.
– В кратер. В самый кратер! - командует Тюрин.
Соколовский ставит ракету “на дыбы”. Она круто взвивается вверх, чтобы перелететь край кратера. С высоты я вижу правильный круг, в центре которого возвышается конус. Ракета опускается у подножия конуса. Тюрин соскакивает на поверхность и прыжками бежит к конусу. Неужели он хочет взобраться на вершину? Так и есть. Он уже карабкается по крутым, почти отвесным скалам и с такой быстротой, что самый лучший альпинист на Земле не угнался бы за ним. На Луне лазить гораздо легче. Здесь Тюрин весит десять - двенадцать килограммов. Это небольшой вес даже для его ослабленных мышц.
Вокруг конуса, на некотором расстоянии от него, - каменный вал. Мне не совсем понятно его происхождение. Если это камни, выброшенные некогда извержением вулкана, тогда они были бы разбросаны по всему пространству и не образовали бы такого правильного кольца.
Объяснение пришло совершенно неожиданно. Я вдруг почувствовал сотрясение почвы. Неужто на Луне бывают “лунотрясения”? Я в недоумении оглянулся на Соколовского. Тот молча протянул руку по направлению к пику: с его вершины летели огромные скалы, дробясь по пути. С разгона эти скалы докатились до вала.
Так вот в чем дело! На Луне нет ни ветров, ни дождей - разрушителей земных гор. Но зато есть более опасный разрушитель - огромная разница температур между лунной ночью и лунным днем. Две недели на Луне держится около двухсот градусов холода, а две недели - около двухсот тепла. Разница в четыреста градусов! Скалы не выдерживают и трескаются, как настывшие стаканы, в которые налили кипятку. Тюрин должен это знать лучше меня. Как же он неосторожен, предпринимая свою экскурсию на гору… Видимо, профессор и сам понял это: прыгая с утеса на утес, он быстро спускается вниз. Слева от него происходит новый обвал, справа - тоже. Но Тюрин уже около него.
– Нет, нет! Я не отказываюсь от своей мысли, - говорит он, - но я выбрал неудачное время. Восходить на лунные горы нужно или в конце лунного дня или ночью. Пока довольно. Летим в океан Бурь, а оттуда - прямо на восток, на другую сторону Луны, которую еще не видел ни один человек.
– Хотел бы я знать, кто выдумал эти странные названия, - сказал я, когда мы двинулись в путь. - Коперник, Платон, Аристотель - это я еще понимаю. Но что за океан Бурь на Луне, где никаких бурь не бывает? Море Изобилия, где ничего нет, кроме мертвых камней, море Кризисов… каких кризисов? И что это за моря, в которых нет ни капли воды?
– Да, названия не совсем удачны, - согласился Тюрин. - Впадины на поверхности Луны, конечно, ложа бывших здесь когда-то океанов и морей. Но их названия… Надо же было как-нибудь назвать! Вот когда открывали маленькие планеты, то сначала называли их по установившейся традиции именами древнегреческих богов. Скоро все имена были исчерпаны, а новых планеток прибывало все больше и больше. Тогда прибегли к прославленным именам людей: Фламмариона, Гаусса, Пикеринга и даже известных филантропов вроде американца Эдуарда Тука. Так капиталист Тук приобрел в небе земельные участки. По-моему, для мелких планет лучше всего номерная система… А Карпаты, Альпы, Апеннины на Луне - это от скудости фантазии. Вот я, например, придумал совершенно новые названия гор, вулканов, морей и цирков, которые мы откроем на другой стороне Луны…
– Вы не забудете, конечно, и кратера Тюрина? - спросил, улыбаясь, Соколовский.
– На всех хватит, - ответил Тюрин. - И кратер Тюрина, и море Соколовского, и цирк Артемьева, если пожелаете.
Не прошло получаса, как Соколовский, “поддавший пару” нашей ракете, доставил нас в океан Бурь. Ракетка опустилась на “дно” океана. Дно было очень неровное. Кое-где поднимались высокие горы. Их вершины, возможно, когда-то выдавались островами. Иногда мы опускались в глубокие долины, и нас покрывала тень. Но совсем темно не становилось: отраженный свет падал от вершин освещенных гор.
Я внимательно смотрел по сторонам. Камни отбрасывали от себя сплошные длинные тени. Вдруг в одном месте я видел странную решетчатую тень - как от полуразвалившейся корзины. Я указал не нее Соколовскому. Он тотчас же остановил ракету, и я побежал к тени. По виду это был камень, но камень необычайной формы: он напоминал часть позвоночного столба с ребрами. Неужели мы нашли останки вымершего чудовища? Значит, на Луне существовали даже позвоночные животные? Следовательно, она не так уже скоро лишилась своей атмосферы. “Позвонки” и “ребра” были слишком тонки для своих размеров. Но ведь на Луне тяжесть в шесть раз меньше, чем на Земле, и животные могли иметь здесь более тонкие скелеты. Притом это, наверное, было морское животное.
