Мальчик подхватил два листка и один протянул деду.
«Последний выпуск! Специальная корреспонденция со станции „Ракетная“».
Николай Николаевич надел очки.
«Директор Института реактивной техники Анна Ивановна Седых сообщила, что состав экипажа укомплектован и никакие добровольцы не могут рассчитывать на место в ракете. Экспериментальный полет в направлении Луны рассматривается как лабораторная работа. Высадка на поверхности Луны не предполагается. Члены экипажа по-прежнему желают остаться неизвестными.
Добровольцев, осаждающих территорию Института реактивной техники, просят учесть, что в состав экипажа они включены не будут».
Мальчик прочитал и вопросительно посмотрел на Николая Николаевича. Тот улыбнулся и сказал:
— Вот видишь, я говорил… ничего, брат, у тебя не выйдет.
— Я боюсь, что его там задавят в толпе, — сказала Галина Николаевна.
— Ничего, он на дерево залезет.
— Я правда, мамочка, на дерево залезу. На самую верхушку. Мне все видно будет. А когда дедушка вернется, я слезу, честное пионерское!
— Смотри не свались с дерева.
— Дедушка говорил, что ты тоже лазила, когда маленькой была.
— Я и сейчас могу, — рассмеялась мать.
Галина Николаевна подошла к перилам, вдоль которых в ящиках росли цветы, и с наслаждением понюхала их.
— Можно, я сорву один? — прошептал мальчик.
— Я тебе сорву! — пригрозил Николай Николаевич.
Однорельсовый путь натянутой нитью серебрился вдали. Ажурные, легкие арки эстакады убегающими волнами вздымались над листвой росших у их основания деревьев.
Жужжащий поезд остановился у перрона. Толпа ждала. Никто из стоящих поблизости от Волкова и его семьи не входил в вагон.
Николай Николаевич прощался с дочерью:
— Все будет в порядке. Должен же он посмотреть… Ему ведь тоже многое в жизни предстоит…
— Ладно, ладно, — целовала сына Галина Николаевна. — Я буду вас ждать. А папе ничего не скажу. Сережа ему сам все о лунолете расскажет.
— Обязательно, обязательно, мамочка, ничего не говори! — Мальчик повис на шее матери.
Николай Николаевич потянул его за собой.
Лишь когда Николай Николаевич и Сережа появились у окна, усаживаясь в удобные кожаные кресла у круглого столика и приветливо улыбаясь Галине Николаевне, люди на перроне стали входить в вагон.
Сережа нажимом красной кнопочки открыл окно. В вагоне стало слышнее музыкальное жужжание гироскопа, удерживающего в устойчивом положении двухколесный вагон.
Поезд плавно тронулся. Одновременно по второму пути подошел встречный поезд. Он не имел никаких токосъемных устройств.
— А ну, — спросил Николай Николаевич, — откуда поезд ток берет?
— Из рельса, — бойко ответил Сережа. — По нему токи высокой частоты бегут. Через воздушный промежуток в трансформаторной обмотке вагона возбуждается ток. Он и крутит моторы.
— Если бы ты так и по истории отвечал! — вздохнул Николай Николаевич.
Сережа смутился и хлопотливо замахал в окно, хотя мама уже уплыла назад и мимо проносились незнакомые лица. Сережа махал теперь синеватому асфальту магистрали, легкими арками мостов перелетавшей через перекрестки.
— Уверяю вас, мне это точно известно! Анна Седых летит сама, а одно место оставлено свободным для пассажира, одного из нас.
Мальчик изогнулся, украдкой поглядывая на говорившего почтенного пассажира в светлой соломенной шляпе… Николай Николаевич чуть усмехнулся в усы. Заметив Волкова, рассуждавший о полете смешался, снял шляпу и принялся завязывать ленту.
— Седых полетит! Разве я ее не знаю? — слышался из другого конца вагона звонкий девичий голос.
— На фотографии отчетливо видно, что первая автоматическая ракета до сих пор лежит на лунной поверхности. Искра при падении была заснята на кинопленку, — доказывала какая-то старушка.
Ее внук, Сережин ровесник, рассуждал:
— Да это не страшное путешествие. Уж я знаю! Не страшнее, чем сесть в поезд Арктического мое га. Верно!
Промелькнули дома-амфитеатры с широкими террасами, на которых росли деревья; пронеслись стеклобетонные громады заводов с чистыми, словно паркетными, дворами, разлинованными межцеховыми дорожками. Вскоре под эстакадой пронеслись кроны деревьев. Там и здесь мелькали крыши дач, бассейны для плавания, зеленые лужайки с фигурками детей.
— Два таких события — и в один день: окончание строительства Арктического моста и отправление лунолета! И все это завтра! Как бы я хотела быть сразу в двух местах!
— Я бы не разрешил лететь Анне Седых. Нельзя допускать, чтобы конструкторы погибали от случайностей. Вспомните Арктический мост…
Николай Николаевич, продолжая смотреть в окно, улыбнулся.
Назад плыли леса и перелески. Под арки эстакад ныряли асфальтовые и железные дороги. Москва осталась позади.
Все время в вагоне говорили об окончании строительства Арктического моста, о встрече русского и американского доков в районе Северного полюса и о дерзком полете в сторону Луны ракеты Анны Седых…
Однорельсовая железная дорога около станции «Ракетная» проходила у самой территории института. С высоко поднятых над землей ферм был отчетливо виден двор института, длинные здания с арочными стеклянными перекрытиями и решетчатое сооружение гигантского подъемного крана в середине двора. Все фермы однорельсового пути были усеяны мальчишками, неизменными свидетелями всех значительных и незначительных событий во всем мире, во все времена. К ним и примкнул немедленно Сережа с разрешения деда.
— Смотри, смотри, что это за штука такая посредине двора торчит? — сразу же затараторил он.
— Похожа на опрокинутый железнодорожный мост, правда, ребята?
— Мост… мост… Еще Арктический мост, скажешь! Много ты понимаешь! Это кран, он ракету на попа поставит, на Луну нацелит.
— Говоришь, она на Луну нацелена… А почему Луна в другой стороне? Вон она, ее видно.
— Дурак! Луна движется. Когда она против ракеты встанет, тогда и выстрелят. Вот увидишь!
— Всезнайка! Не Луна движется, а Земля вертится.
— Ребята, смотрите, к станции-то кто идет! Сама Анна Седых, честное слово!
— Наверное, встречать кого-нибудь.
Сережа умел молчать и ничего не сказал про своего дедушку. Он только сказал:
— А ну, подвинься, стрекач… — и залез на ветку дерева растущего прямо у платформы.
Николай Николаевич спускался с перрона станции «Ракетная». Стройная женщина в подчеркивающем тонкую талию костюме спешила к нему навстречу. Прямые брови ее были сведены, красивая голова с тяжелым кольцом кос закинута немного назад. Протягивая сразу обе руки Волкову, она говорила:
