Телохранители бросились вслед за папием, увлекая с собой и потрясенную, растерянную Надю.
Сама не понимая зачем, бежала по винтовой лестнице. Увидев на несколько ступенек выше себя великана-рыцаря с ребенком на руках, она внезапно обрела цель — быть рядом с малышом, как будто могла защитить его.
Почувствовав прилив сил, Надя стремилась догнать шагающего через ступеньки О Джугия. Сердце дробно стучало, рот судорожно глотал воздух.
И Скалий опередил всех.
На балконе среди толпящихся людей Надя искала глазами Никиту. Он появился позже вместе с Бережным.
Наде хотелось прильнуть к нему, но вместо этого она спросила, указывая на толпу победителей, между которыми мелькали черные плащи и сновала алая мантия.
— Что это там, внизу?
— Просветили меня недавно, что СС увещевания вроде осиного гнезда на пасеке Святикана, — и при слове «пасека» Никита усмехнулся и обнял Надю за плечи.
Случилось так, что трое звездонавтов: Крылов, отставший из-за хромоты, а с ним вместе и Галлей с Федоровым, заботящиеся о нем, вышли последними с балкона.
В рыцарский зал уже ворвались штурмующие замок пестро одетые «лесные волки». Выход из зала на винтовую лестницу башни охраняли братья-близнецы Горений и Борений в кольчугах и с мечами.
Позиция их была настолько выгодной, что они могли сдерживать многократно превышающие их силы.
Сверкнула сталь, посыпались удары. Мечи стучали о мечи.
Через сорванные ворота замка одна за другой выезжали цыганские кибитки раменов.
На облучке каждой сидел чернобородый мужчина в смоляных кудрях, кнутом погоняя перепуганных лошадей.
Но первая же кибитка, задерживая остальные, остановилась, едва выехав за ворота. Остальные тоже встали.
На дорогу выскочили женщины в ярких одеждах и склонились над лежащим навзничь раменом с торчащей в груди стрелой.
Старая гадалка, наставница Надежанны, покачала головой, потом умело извлекла стрелу и, встав на колени, приложила ухо к груди лежащего.
Повинуясь ее знаку, рамены подняли бесчувственное тело Гневия Народного и осторожно отнесли его в кибитку.
Затем раздался свист кнута, лошади рванули вскачь, пытаясь скорее уехать из страшного замка.
Остальные кибитки табора неслись следом и скоро скрылись за поворотом.
Штурм замка продолжался.
Неприступной оказалась главная башня, где укрылся папий с охраной.
Но силы защитников и штурмующих все же были неравны.
Как ни удобна была позиция защитников, им все же пришлось ступень за ступенью отступать, поднимаясь в башне все выше и выше.
Бойцы в кольчугах не устояли под натиском превосходящих сил.
У входа в круглую комнату они сдались, протянув победителям свои мечи.
И лютеры ворвались наконец на круговой балкон. Наемники встретили их мечами.
Надя потянула Никиту к О Джугию. Тот, возвышаясь над всеми, продолжал держать на руках младенца. Надя надеялась, что они с Никитой защитят его от разъяренных бойцов протеста. Она слышала, как ласково приговаривает Горный рыцарь:
— Кровушка ты моя, продолжение жизни моей! Звездоносный по имени!
И Скалий пятился к перилам, дико вращая глазами, и хрипло кричал, забыв свой обычный сдержанный тон:
— Я — ваш Всевышний! Страшитесь Неба! Силою божественной Своей повелеваю всем заблудшим: оружие — на пол!
Мечи и щиты загремели, ударяясь о железный настил балкона. Только бросили их не лютеры, а наемники.
Поняв, что он оставлен охраной, И Скалий с неожиданной ловкостью вскочил на перила. Пропасть разверзлась у его ног. Балансируя руками, он удерживал равновесие.
Вся предыдущая жизнь И Скалия, полная бредовых идей, коварства и преступлений, подготовила губительный смерч, пронесшийся в его затуманенном мозгу.
Отравленный безграничной властью, лестью, преклонением и собственной безнаказанной жестокостью, воображая, что не отвечает ни перед кем, он вдруг столкнулся с «святотатственным неповиновением». Мания его тотчас нашла объяснение в историческом примере преследований божественного Добрия, принявшего мученическую смерть. Но И Скалий считал себя бессмертным.
В диком гневе он замышлял страшную кару врагам своим, но не здесь, на уходящей из-под ног почве, а с якобы покорных ему небес, откуда обрушит он «молнии разящие» на смертных. И пусть орут, визжат и корчатся они, как при гибели Годдона и Саморры, «познав ожоги от ста тысяч солнц!».
В приступе безумия, гнева и отчаяния, срывая голос, он кричал, едва удерживаясь на перилах:
— Проклятье Небес вам, смерды! Неблагодарные тупицы, которым Я нес всеобщее счастье. С гневом и омерзением Я покидаю вас, чтобы вознестись к себе на небесный сияющий трон. И с этого престола владыки мира Я покараю вас всех. То будет правый Божий суд!
Ощутив в себе ту воображаемую легкость, которая охватила его на Святиканской площади после «Великого чуда», И Скалий не сомневался, что ему ничего не стоит теперь преодолеть тяжесть неблагодарной Землии и подняться вверх, вознестись.
Он подпрыгнул и, оказавшись над пропастью, действительно ощутил удивительную легкость, но вызванную не святостью своей, а невесомостью. Не владея телом, несколько раз перевернулся, потеряв представление, где верх, где низ. Увидев облака, возликовал, уверовав, что «возносится» к ним.
Все находящиеся на балконе непроизвольно заглянули через перила, следя за уменьшающимся серым пятнышком, что приближалось к облакам, расположенным ниже построенного на заоблачной вершине замка.
Освещенные сверху солнцем, облака эти походили на клокочущую пену, которая и поглотила «возносящегося на небо» Великопапия всех времен и народов.
«Вознесение вниз» состоялось.
Но не торжество возмездия владело дрожащей Надей, а непростительная, как ей казалось, женская жалость.
— Свершилось! — услышала она за собой голос О Джугия, низкий, торжественно-печальный.
Надя обернулась и увидела, что рыцарь протягивает ей ребенка.
— Она завещала вам стать его матерью, — упавшим голосом закончил он. Не передать мне горечи своей. Ведь это все, что от нее осталось…
Надя с нежностью приняла драгоценную ношу, заметив, что малыш умудрился уснуть, несмотря на весь ужас.
Она повернулась к Никите и, словно оправдываясь, сказала:
— Ведь его зовут И Китий.
Никита успел только улыбнуться в ответ. К нему подошел Мартий Лютый.
Надя не спускала мальчика с рук, хотя он давно проснулся и сразу улыбнулся ей.
Сидели теперь за шумным столом в знакомом рыцарском зале, где победители ликовали по случаю заключения мира со Святиканом, представленным здесь вторым его лицом, высшинским прокуратием Кашонием.