— Послушай меня. Послушай старика Гэйна, а потом скажешь. У меня есть слово Мунна. Слово Мунна, понимаешь? Ты не обычный Гнилец. Ты…
— Особый случай? — он захохотал.
— Слишком особый, — твердо ответил Геалах, — С тобой случилось несчастье и единственное, что сейчас интересует Мунна — понять, как это произошло. Чтобы спасти тебя. И других, если этот случай окажется не единичен. Представляешь, сколько жирных хитрых ублюдков из Совета Координаторов и министерств сейчас трясутся на своих морщинистых задницах? Их панацею отменили. Железная гарантия уже не такая железная. Нам надо понять механизм. Мунн гарантирует лично — с тобой будут обращаться как с человеком. Никаких операций, никакой вивисекции.
Маан замер, поглядывая на отворившийся темный зев, ведущий в сырую темноту. Это было просто — сделать небольшой шаг и закончить этот разговор, непонятный и странный.
Геалах расценил его молчание по-своему.
— Я могу позвонить сейчас Мунну и он подтвердит лично. Хочешь?
— Не стоит. Значит, я буду жить как человек?
— Насколько это возможно, конечно. Сам понимаешь, со свободным перемещением будет сложновато. Но да, мы предпримем все меры чтобы ты не чувствовал неудобств. Ты не будешь лабораторной мышью, если ты это хочешь услышать. Мы изучим твой случай болезни. И, если ее можно остановить или обратить вспять, мы сделаем все, что зависит от Санитарного Контроля.
— Так для этого вы штурмовали мой дом, обкладывали как зверя? — Маан осклабился, с удовольствием заметив, как у Геалаха дернулось веко, — Вы хотели передать предложение Мунна?
— Извини. Ты же должен понимать. Мы не были уверены, что твоя психика еще адекватна. Мы должны были быть уверены в том, что ты не скроешься.
— Проще говоря, задавить, как обычного Гнильца, а потом уже передать предложение? Да, в этой ситуации мне было бы сложно отказать, пожалуй? Не говори, понимаю. А стреляли в меня почему?
— Кулаки, — зло сказал Геалах, — Безмозглы, как и все исполнительные механизмы. У них был приказ применять оружие лишь в крайнем случае, для самозащиты. Должно быть, не выдержали нервы. Для них любой Гнилец — мишень. Я разберусь с ними сам.
— Правдоподобно.
— Это правда. Иначе я бы не стоял здесь сейчас, один и без оружия. Я пришел говорить, Джат. Не дать тебе совершить шаг, после которого уже не будет возврата. Ты не выживешь там, внизу. Не выживешь как человек.
— Раскрой глаза. Я давно уже не человек.
— Вздор. Тебе пришлось нелегко, но внутри ты такой же человек, как и прежде. Пока еще. Оторвавшись от общества, замуровав себя в толще камня, в вечной темноте, ты начнешь разлагаться куда стремительнее. Ты быстро потеряешь рассудок и уже не будешь отличаться от тех Гнильцов, которых сам когда-то ловил. Ты убьешь себя. Понял?
— А ты, значит, пришел чтобы меня спасти?
— Да. Ты нужен нам, мне и Мунну. И своей семье.
— У меня нет больше семьи.
— У тебя прекрасная жена, которую зовут Кло и которая любит тебя. И четырнадцатилетняя дочь Бесс, которой без тебя тоже будет тяжело. Не бросай их.
Геалах говорил спокойно, увещевающее, не пытаясь подойти ближе. Маан подумал о том, что сейчас ему наверно очень хочется курить.
Мунн… Проклятый старик, сидящий в тишине своего кабинета, старик с ясным проницательным взглядом вовсе не стариковских глаз. Основа основ Контроля, его живой стержень, его суть и начало. Он готов простить его слабое тело и принять обратно. Чтобы вылечить и вернуть ему жизнь.
— Докажи, что ты еще человек, — сказал Геалах твердо, — Поступи как человек. Сделай верный выбор. И я верну тебе все, что ты потерял.
Если он сейчас ответит Геалаху, кто именно сделает выбор? Маан-человек или Маан-Гнилец? Чье слово будет последним?
Видимо, в его лице осталось достаточно много человеческого чтобы Геалах смог распознать овладевшее им колебание.
— Ты нужен нам, Джат, — сказал он, дергая себя за ус, — Не убивай себя.
— Значит, Мунн дает слово, что со мной будут обращаться как с человеком?
— Именно так.
— Мне позволят жить с семьей?
— Можешь быть уверен. Я говорил с Кло, она напугана, но она вернется к тебе сразу же, как только увидит, что ты остался человеком.
— Я убил двух твоих людей.
— Глупости. Это был несчастный случай во время тренировки, приближенной к реальным условиям. Виновные понесут наказание.
— Значит, возвращение раскаявшегося сына в лоно семьи? Прощение всех грехов?
— Подпись Мунна под амнистией, старик.
Маан помолчал, глядя на Геалаха.
— Я выслушал тебя. А теперь иди к черту.
Геалах прищурил глаза, отчего взгляд стал еще более острым, пронизывающим.
— Что?
— Убирайся. Из тебя вышел бы хороший актер, но ты переиграл.
— Я не понимаю тебя сейчас, Джат.
— Вероятно, ты думал, что я уже с трудом соображаю. Слишком вкусная наживка. Ты поспешил, Гэйн. Но это было неплохо. Передай Мунну мои наилучшие пожелания.
— Значит, ты…
— Иду вниз. И в следующий раз не попадайся мне. Скорее всего… Скорее всего, это станет последней нашей встречей.
Против ожиданий, Геалах не огорчился таким итогом. Он покачал головой и, как-то разом поскучнев, опустив сутулые плечи, пробормотал, обращаясь, кажется, больше к самому себе:
— К черту… В любом случае, это был глупый разговор.
Сперва Маану показалось, что резкий порыв ветра подхватил полу плаща Геалаха и рванул в сторону. Но они стояли на открытом пространстве, где негде было взяться генератору искусственного ветра или воздушному фильтру. Маан понял слишком поздно. Начал двигаться, пытаясь развернуть неуклюжее тело, пригнуть его. Геалах всегда был быстр. Очень быстр. Он слишком давно видел его в деле, и успел забыть — насколько. Только увидев под складками ткани блеск металла, Маан понял — не успеет.
Эта мысль — «Не успеть!» — резанула сознание, осветив все окружающее зыбким мертвенным светом.
Геалах выстрелил от пояса, не целясь. На таком расстоянии не было нужды целиться.
Маан ощутил горячий толчок в живот. В глубине его большого тела вспух крохотный раскаленный комок боли, стремительно развернувший свои бритвенно-острые лепестки, вспоровшие беззащитную съежившуюся плоть. Маан зашатался, враз потеряв опору. Боль обжигала изнутри — словно он вздохнул вместо воздуха полную грудь раскаленного газа.
Недостаточно прочный.
Еще не Гнилец.
Слишком много человеческого.
Маан отнял руку от живота. Она была испачкана густым и бледно-желтым. Он глупо уставился на перепачканную руку, не понимая, что делать дальше. Его тело, умевшее принимать решения и выполнять их, теперь молчало, корчась в спазмах.
