Римайер, сказал Жилин, ты бредишь. Ты живешь в нереальном мире, который считаешь реальным. Тебя надо лечить, Римайер, и впоследствии ни в коем случае не допускать до нашей работы!
Наша работа, сказал Римайер. Ты еще глупый тявкающий спросонок щен, Жилин. К тому же не желающий просыпаться. Я вынудил тебя там и тогда вернуться в «здесь и теперь». Я втемяшил в твою склонную к анализу головушку мысль о слеге. Я через Пека всучил тебе тубусоид. Я, можно сказать, за ручку подвел тебя к ванне. Личным примером воздействовал!.. И вот — ты здесь. А там… Ты же знаешь, Жилин, в иллюзорном мире все гипертрофировано: мысль? гениальная! шутка? архисмешная! поступки? сверхчеловеческие! И просыпаешься с единственным желанием: только бы не забыть, только бы не… И если не забыл, затвердил, — на поверку оказывается плешь какая-то.
Наша работа, сказал Римайер. Поступки!.. Может быть, я буду его бить. Если понадобится, я буду его пытать. Мы разгромим и сожжем! А их самих мы увезем так далеко, что они никогда не смогут вернуться (не иначе как последним вагоном на Север, однозначно!). Мы выловим всех, и их мы тоже изолируем… Вот, Ваня, твой образ действия, сказал Римайер. Узнаешь? Сверхчеловеческие поступки!
Наша работа, сказал Римайер. Мысли! Умозаключения! Интели — это не гангстеры, это отчаявшиеся люди, патриоты. Они жертвуют собой, они вызывают огонь на себя, пытаются возбудить в городе хоть одну общую для всех эмоцию, пусть хотя бы ненависть… Вот, Ваня, твой образ мысли. Хороши патриоты, культивирующие ненависть, еще и общую для всех! Право слово, Жилин, если бы вы брякнули эдакое в реальном мире, то по физиономии заработали бы моментально! От любого интеля. Нас и так-то веками ненавидят, в землю норовят вбить. Мы с таким трудом ухватили поводья, мы работаем пять лет непрерывно и на износ — и реальный результат только-только забрезжил. А вы, Жилин, откровенных провокаторов и экстремистов называете отчаявшимися людьми. Вы надеетесь, что не все же они там дураки и истерики, что вдруг удастся найти Человека. Вы, Ваня, ищете там, где светлей, а не там, где потеряли.
Наша работа, сказал Римайер. Два изначальных позыва при попадании в иной мир: спрятаться поглубже и найти врага… С такими позывами идти познавать иной мир нельзя. Или вы, Ваня, искренне считаете, что наша работа — не познавать иной мир, но приводить его к общему знаменателю? Что ты, щен, «символ»… фаллический, знаешь о нашей работе!..
Римайер, сказал Жилин, ты закончил свое to be or not?! Теперь ответь, Римайер… Да, здесь и теперь у тебя не царство теней, это именно бытие, настоящее, без скидок, без грезовой путаницы… А там и тогда мне и самому иногда казалась — недифференцируемая невнятица. Но если ты прав, что мне делать с прошлым? Космос, школы, борьба с фашизмом, с гангстерами — что же, все это зря? Сорок лет я прожил зря? А другие? Тоже зря?
— Вступайте в ряды «Коммунаров за коммунизм», Ваня! Вы слово в слово повторяете их стенания. Им очень не хватает знамени — вот такого, большого, умного, красивого, энергичного, Символа… Вы же коммунар, Ваня, не ошибаюсь?
— Не ошибаетесь!
— Благими намерениями, благими намерениями… вверх, до самых высот, — обескураженно пробормотал Римайер. — Впрочем, не так и глупо! Жилин, — осенился Римайер, — что если вас действительно внедрить к коммунарам?! Их бы энергию в мирных целях! А мы бы тогда получили шанс сделать этот процесс управляемым хоть отчасти! Жилин!
— Мы… — интонационно переспросил Жилин.
— Хорошо. Если угодно, интели. Чтоб вам, Ваня, было привычней. Но интели — не провокаторы, не дураки, не психопаты. Но интели, умеющие дать в морду тому, кто заслужил в морду. Вы же сами, Ваня, всегда готовы дать в морду тому, кто заслужил в морду. И вы интель, Ваня. Мы пять лет у власти, и… Впрочем, это другая история. Это совсем-совсем другая история. Вам будет предоставлена возможность освоить весь материал. Нет, действительно! А, Жилин?! Вы. Пек. Я… Нас много, нас все больше. Дети подрастают, они уже пять лет живут при интелях, Жилин. Главное, здесь и теперь у нас, у прогрессоров, обширное поле действия. Свободная Россия не значит Аркадия!
— Пек умер, — упрямо сказал Жилин. — Я сам вытаскивал его из ванны. Вероятно, он умер потому, что там и тогда нигде и никак не мог себя применить, вероятно. Вы, Римайер, регулярно возвращаетесь к нам по весьма уважительной причине — Рюг погиб у стен Белого дома, но там, у нас, он жив и играет в шпионов. Но я… Римайер, люди, ушедшие в иллюзорный мир, погибают для мира реального. Вы… слушайте, вы не знаете такого Омара?..
— Знаю, — сказал Римайер. — Не старайтесь меня обидеть. Этот болтун как раз доказывает преимущества мира иллюзорного перед реальным. Кстати, точь-в-точь как вы, Ваня. Я вас не обидел?.. Нет, ну я вас где-то понимаю! Там — пляжи, солнце, девочки, «Ахтамар», парикмахеры, Старое Метро для щекотания нервов. А здесь… Ну, вам еще предстоит досконально понять, что здесь и как. Или не предстоит…
Римайер, сказал Жилин, я знаю, что такое слег, я попробовал его, как и ты. Мы знаем, Римайер, что слег превращает иллюзию в реальность и, наверное, наоборот. Но, Римайер, откуда ты знаешь и откуда я знаю, что реальность здесь, а не там… там, а не здесь!
Межпланетчик, сказал Римайер. Какой ты, Ваня, межпланетчик! Ты начитался Братищева, Ваня, и у тебя сдвиг. Иллюзия, Ваня! Да мы до Луны дюжину раз слетали и бросили эти глупости. Дорого и нерентабельно. К Марсу запустили последнюю беспилотную экспедицию — рухнуло все в районе острова Пасхи. Единственная удача — «Триумф-1» с Исмаилом Хакимовым к Плутону за чистым вакуумом в 1982-м!.. И то непонятно, то ли было, то ли нет. Архивы уничтожены в августе 1991-го, а сам Хакимов вроде приземлился в ноябре 1995-го, но не найден… И ты, значит, Ваня, межпланетчик? Ну и как там в Мирза-Чарле?
Интели, сказал Жилин. Интели, умеющие дать в морду. Взявшие всю полноту власти. Пек — президент. Полный Братищев на книжном развале. Рубль к доллару — два к одному. Бандюки, легально устанавливающие курс. Ананасы в мусорных баках. Милиция, отстреливающая небритых гангстеров прямо посреди столицы… Что тут у вас еще… сугубо реального?!
Жилин, сказал Римайер, если бы ты знал, как я устал. Мне надоело спорить. Всю жизнь я спорю и с самим собой, и с другими людьми. Я всегда любил спорить, потому что иначе жизнь — это не жизнь. Но я устал именно сейчас…
Римайер, сказал Жилин, у меня опять дежавю. Это я говорил тебе — слово в слово, там и тогда, Римайер.
Что ж, Жилин, сказал Римайер. Тогда иди, Иван, сказал Римайер.
Куда, спросил Жилин.
Ну не будешь же ты здесь ночевать, Ваня, растолковал Римайер. Здесь и не на чем… Запоминай адрес. Там тебя примут. Вдове сорок пять, дочери двадцать, сыну одиннадцать. Нешумная семья, почтенная хозяйка. Писать тебя там никто не будет, точно. Впрочем, вам самому решать, Жилин.
