Петрик подошел к столу. В чуть выдвинутом ящике заметил две ученические тетради. Взял одну в руки, полистал. След-бороздка от карандаша продавился на нескольких страницах сразу. Перевернул листы, нашел выделенную фразу – серебристые облака. Ниже – диаграмма взаимодействия «атмосфера – суша». Перечеркнута, рядом – новая схема. Во втором ящике лежала толстая папка с надписью «Аккумуляция воздушных масс», том третий.
– Его тема. Сколько лет он писал эту работу? Пять?
– Шесть.
Несколько блокнотов на столе, еженедельник, перекидной календарь, деревянная статуэтка какого-то африканского божка с яркими глиняными бусами на шее. Закрытый ноутбук, копии различных квитанций. Взглянул на календарь – последний рабочий день перед отъездом. Текущие дела, план интервью, звонки в нужный час. И вдруг глаза резанула знакомая фраза, в стороне от основных записей:
…важнее знания
Это была их кодовая фраза. Полностью она звучала так:
«Фантазия важнее знания. Альберт Эйнштейн».
Отсутствующее слово «фантазия» было ключом к шифралфавиту. Петрик улыбнулся, сегодня это выглядело как забава, но в студенческие годы они со всей серьезностью шифровали записки.
Он задумался. Конечно, это могло быть просто совпадение. А если нет? Если это и есть начало той нити? «Боже, – мелькнула мысль, – это было лет тридцать назад! Что за игры?» Петрик взял в руки один из блокнотов, пролистнул несколько страниц. Надо внимательно просмотреть все записи, и если что-то адресовано только ему, он увидит это.
– Бувае, що й корова литае! Я возьму с собой блокноты, полистаю.
Сайко-младший кивнул.
– Майор разрешил. Остановитесь у меня, покопаетесь, может, свежим взглядом что-то ухватите. Мешать вам никто не будет, берите всё, что считаете нужным.
– Мы должны были вместе лететь в Сибирь. Он говорил об этом?
– Да, да, конечно. На поиски снежного человека. – Славик хмыкнул, пожав острыми плечами. Пиджак болтался на нем, словно на вешалке, казалось, что он с чужого плеча. – И вы верите в это?
– Весь мир не верит. А мы его найдем.
Славик помолчал и вдруг спросил:
– А что вы будете делать с ним, когда найдете?
– Странный вопрос. Мы ведь не пытаемся затащить его в клетку. Это будет открытие мирового масштаба! Сенсация! Понимаешь – ни мое открытие, ни твое, ни наше вместе взятое. С человек будет всецело принадлежать миру.
– Принадлежать. Рабское слово!
– Нет, я сформулирую по-другому. Разве мы все – ты, я, твой отец, сотни других ученых, не присягнули однажды на верность Науке? И разве мы все – не ее поэты, художники и… слуги? Вся наша жизнь для нее. Всё во благо.
Пока Петрик говорил, Славик отрицательно качал головой.
– Вы мне напоминаете отца.
– Уверен, у нас с ним одна точка зрения. Не понимаю, что тебя смущает. Наверняка он и в Якутию помчался за доказательствами своей очередной теории, без них любая гипотеза останется всего лишь гипотезой.
Славик покачал головой:
– Не знаю. Только… если вы отыщете с человека и приведете его сюда, всё сказанное потеряет смысл. Потому, что это… неправильно. С человек тоже ведь имеет право на жизнь! На свободу.
– Что за чушь!
– Разве? – не согласился Славик. – У всех должен быть выбор. И не надо прикрываться наукой! Многое в этом мире делалось под ее прикрытием. Это монстр! Жернова! Она перемелет все принципы в угоду себе. Мы живем в бесчеловечной среде, всех буквально тошнит друг от друга. Стоит кому-то в автобусе наступить на ногу, как завязывается драка. Эти же нормы действуют везде, вот почему наука породила атомную и водородную бомбу. Руками ученых иногда действует дьявол! И они это прекрасно понимают!
– Зачем же так? Бунтарь! Это из-за отца? Из-за того, что он пропал… – Петрик положил ладонь Славику на плечо. – Конечно, в чем-то ты прав. «Неразумное» человечество воплощает наши теории в практику исключительно в угоду своим целям. Но мы должны поступать так, как велит сердце.
Славик замкнулся. Отвернулся к окну:
– Ему сердце велело рискнуть жизнью.
– Это его жизнь. Но, послушай, что за настроение? Он жив…
– А снежный человек, или алмазный, или травяной… не важно какой, всё равно имеет право на свободу.
Петрик примирительно хмыкнул и обхватил Славу за плечи.
– Ну же, не кисни, парень!
Он сменил тему:
– А ты знаешь, что это за тумба?
Луч солнца отражался от полированной поверхности небольшой тумбы, стоящей у окна.
– Да, Нью-йоркский Клуб Приключений подарил ее Институту в знак единства духа.
Петрик рассмеялся.
– Вот так! Розумнык. И всё? Это не тумба! Это – глобальный круговорот вещей! Она сделана из того же дерева, что и плот «Семь сестричек».
– Виллиса? Я не знал. Отец никогда не рассказывал. Мы же почти… сложное у нас было общение, сами знаете. – Он провел пятерней по ежику на голове, и это небрежное движение придало ему вид подростка. – Так неужели из этого же дерева?
– Да. Знаешь, Матвей очень дорожил ею. Вильям Виллис в одиночку, на плоту пересек Тихий океан. Один на один с вечностью. – Петрик вдруг стал серьезным. – Твой отец обязательно выживет, где бы он ни был сейчас! Он безумец, это я знаю точно!
Он тронул глобус, а тот, словно поддавшись человеческому теплу, послушно повернулся на тонкой оси: Алтай, Тянь-Шань, Кавказ, Альпы – и остановился.
– Хай йому трясця! Почему же он мне ничего не сказал?
– Наверное, хотел что-то проверить.
Петрик приподнял глобус, рассматривая восточную часть Сибири, и что-то мягко упало на пол. Он наклонился и поднял несколько бледно-коричневых шишечек – небольшие, похожие на мохнатые орешки. Посмотрел на тумбу, там осталась еще одна. Повертел подставку, провел под ней рукой – она была полая. Поставил на место, и подставка накрыла шишку.
– А это что? – Он пересыпал их с ладони в ладонь.
– Не знаю, может, привез откуда-то. Слишком маленькие для местных, – оглянулся Сайко-младший. – Да и форма необычная.
Петрик положил шишки на тумбу, постоял, рассматривая, затем сунул одну в карман:
– Может, пригодится. Отдам ребятам в лабораторию, пусть определят, откуда.
Славик кивнул:
– Ну вот, пожалуй, и всё.
Они постояли еще немного, оглядывая кабинет, взяли несколько блокнотов, тетрадей и вышли в коридор.
Некоторое время спустя, в расположенном напротив здании с глухим щелчком отключилась аппаратура, фиксирующая разговор. Мрачный длинноволосый тип лет двадцати восьми откинулся на стуле и скрестил на груди руки. Его напарник, парень, которого Петрик и Сайко-младший встретили в коридоре, ослабил узел на галстуке и поинтересовался:
