Перебрав все возможные варианты спасения, Толемей-хан и Урхан предложили следующее:
1) Их высочество Тезей-хан вызовет свою галеру и отправится на ней в Тулукский залив. Здесь "Клементина" сделает остановку, и их высочество с частью экипажа сойдут на берег, переправятся через Тулукский перевал и на озере Тулук, где Урхан и его купцы-компаньоны в прошлом году заложили верфь, пересядут в построенные этой зимой две военные речные галеры. Затем их высочество со своими спутниками вниз по реке Елене, а далее — по реке Велге, отправятся к Северному океану под защиту и покровительство Высочайшего Храма Одина. Жрецы этого культового учреждения не признают императорской юрисдикции и охотно принимают у себя политических инсургентов и отступников от государственной религии, основанной на вере в двуединого бога Одина-Магнетрона.
2) Толемей-хан с супругой Комаки и слугой Следопытом отправится вместе с их высочеством Тезей-ханом и будет ему помогать, используя свои обширные знания и богатый жизненный опыт.
3) Урхан изменит внешность и на время найдет прибежище у своего старинного компаньона в городе Айхеной, а затем вызовет к себе из Ротона своего сына Чикохана. Так как из всех заговорщиков Урхан — не самый знатный и влиятельный, то большого усердия к его поимке власть проявлять не будет.
4) Клементина с детьми их высочества поселится в хорошо устроенном поместье на мысе Доброй Надежды в провинции Тхэбай. Это поместье Урхан совсем недавно взял в долгосрочную аренду на подставное лицо (чтобы не платить лишних налогов), и назначил управляющим своего старшего сына Меликхана, которого в тех местах никто не знает.
Толемей-хан и Урхан были уверены в том, что уже весной следующего года в Империи джурджени по причине финансового кризиса начнутся волнения. Провинции откажутся платить налоги. Армия, лишившись полководца и командиров, с которыми были одержаны славные победы, взбунтуется. Если к тому же возобновится война с парсами, то администрации императора Агесилай-хана IV придется совсем плохо. Короче говоря, когда в середине весны или в начале лета их высочество Тезей-хан объявится в Ротоне, или в каком-то другом городе империи, народ и армия будут даже не просить, а умолять его стать императором.
Павлова терзали сомнения, и самое главное: сможет ли он пройти верховье реки Елены, минуя пороги и прочие препятствия? Урхан, клянясь и божась, заверил его в том, что, пока не сошло весеннее половодье, верховье Елены достаточно полноводно. Кроме того, заметил он, днища двух речных галер, построенных по заказу их высочества Тезей-хана для борьбы с речными пиратами и безопасной проводки купеческих караванов по северным рекам, обиты листами из медных сплавов, на приобретение которых полковник-интендант потратил 70 золотых динаров.
— Подожди, ты же мне говорил, что приобрел эту медь за 100 золотых динаров, — вспомнил Павлов.
— Сто — для круглого счета. И между родственниками, как я полагаю, подобный торг не уместен, — осадил его Урхан, напоминая ему о том, что, между прочим, приходится ему неофициальным тестем. Павлов вздохнул, понимая, что Урхан во всех смыслах прав.
Был еще один вопрос, насчет которого Толемей-хан и Урхан высказались однозначно, проведя указательным пальцем по шее. Речь шла о Викторе-хане, который в заговоре не участвовал, имел скромный офицерский чин, ни на что не претендовал, но при этом являлся главным носителем тайны "шайтан агни кирдык".
— Вот ты, лично, если Виктор-хан откажется добровольно за мной последовать, удавку на него набросишь и затянешь! — предупредил Павлов Урхана, — с чем тот, попыхтев, согласился.
Виктор-хан появился на веранде, когда сгустились сумерки, и Павлов приказал слугам зажечь спиртовые лампы. Виктор с удивлением смотрел на новые приборы освещения джурджени, пытаясь сообразить, откуда в летнем дворце Тезей-хана могли появиться спирт и абажуры из цветного стекла. Павлов кратко, четко и откровенно обрисовал Виктору текущую политическую ситуацию и заявил, что лейтенант Виктор-хан, как офицер и свободный гражданин империи, вправе сделать свой выбор.
— Выбора у меня, ваше высочество, на самом деле никакого нет. Я готов следовать за Вами, и только прошу позаботиться о моей беременной жене. Ей скоро рожать, — напомнил Виктор о собственной ситуации.
— Я заплачу главному приказчику и его жене Марине столько денег, что они с радостью признают твою Настю своей родственницей. О том, что Настя твоя жена, в моем дворце знают только те слуги и приказчики, которым об этом ты сказал сам, — успокоил его Павлов, наказав быть готовым к отплытию завтра после полудня.
Всю ночь в летнем дворце Тезей-хана шли приготовления к далекому путешествию. Слуги сгружали на причал бочки со спиртом, бочки с вином, бочки с пивом, бочки с солониной и солениями, тюки с льняной и шерстяной мануфактурой, мешки с рисом, сухарями, просом и пшеничной мукой. Всякого добра набралось столько, что Павлов приказал приготовить баржу, на которую он хотел перегрузить то, что не в состоянии была принять на борт его галера водоизмещением, эквивалентном 300 тонн, но потом передумал.
В тревожном ожидании политических новостей прошла вся первая половина дня. "Клементина" пришла из Слюдянки и встала у причала летнего дворца только в полдень. Капитану галеры и его помощникам удалось собрать почти весь экипаж из 250 человек. Недоставало человек тринадцать: кто-то заболел, у кого-то закончился срок службы, кто-то отправился в гости к своим родственникам в ближайшие деревни и т. д. Недостающих членов экипажа капитан Крусахан заменил добровольцами из числа местных рыбаков. Урхан выплатил им и остальным членам экипажа жалование за месяц вперед, якобы, в связи с предстоящими боевыми действиями против бандитских формирований, препятствующих торговому судоходству.
Буквально перед самым отплытием лейтенант Абдулхан передал Павлову только что доставленную голубиной почтой весточку от Антон-хана. Прочитав ее, Павлов зарыдал. Заместитель командующего сухопутных войск, его верный друг, помощник и поэт открытым текстом, без шифрования, писал, обращаясь к нему:
"Мой милый друг! Мой друг бесценный!
Как я судьбу благодарил,
Когда во время битвы при Гамбите
Мое каре собою ты прикрыл!
Молю у Одина прощенье,
Чтоб голос мой в Душе твоей,
Тебе напомнил на прощанье
О преданной любви моей!"
Если до этого письма у Павлова еще теплилась надежда на то, что Эскулап-хан (он же — бес категории "Б" по кличке "Цензор) сгустил краски и преувеличил масштабы надвигающейся катастрофы, то теперь не было никаких сомнений: из империи ему надо бежать, и чем скорее, тем лучше.
