Она все ждала, когда же «Ностальгия по бесконечности» прикончит ее. Следила за огромным конусом, черным как ночь, – затмевая звезды, тот скользил к ней с целеустремленностью акулы. Где-то внутри этой громадины различные системы спорили между собой, как лучше отправить ее на тот свет, выбирали способ поинтереснее. Только этот спор и мог служить объяснением тому факту, что Илиа еще жива, поскольку сейчас она была досягаема для любого корабельного орудия.
Казалось, с переходом под контроль Похитителя Солнц «Ностальгия по бесконечности» приобрела нездоровое чувство юмора. Как будто она намеревалась предать Вольеву смерти с садистской медлительностью; для начала жертва пусть помучается ожиданием хоть каких-нибудь событий. Собственное воображение стало для Илиа самым лютым врагом. Оно старательно напоминало о многочисленных системах, способных потрафить вкусам Похитителя Солнц. Одни могут сварить ее за несколько часов, другие расчленить не убивая – взять, к примеру, лазеры, прижигающие рану. На худой конец, можно прислать роботов, предназначенных для внешнего ремонта, что бы раздавили ее.
Да, уж на что на что, а на свою изобретательность Вольева не жаловалась никогда.
И вдруг она увидела свет на поверхности Цербера, примерно там, где находился «Плацдарм». Вспышка длилась какую-то долю секунды – гигантский светляк, засиявший только для того, чтобы тут же погаснуть.
Или это колоссальный взрыв?
Она смотрела, как разлетаются во все стороны куски породы и оплавленных механизмов.
Хоури с трудом верилось, что она до сих пор жива. На этот раз просто не могло быть сомнений: все кончено. Чего она могла ожидать, придя в чувства? Ну, во-первых, чудовищной боли в гравитационных лапах Гадеса, разрывающих на куски и ее тело, и ее душу. Еще мигрени – худшей с тех пор, как Мадемуазель пробудила в Ане память о Войне Рассвета. Даром, что ли, Ана и Паскаль разыскали тот бар и выхлестали весь алкоголь, который там был.
Однако Хоури пришла в себя быстро и не заметила ни малейшего похмелья – сознание было ясным, как отмытое оконное стекло. А вот и другой сюрприз: она находится вовсе не в «Пауке». Напрягая мозг, она вспомнила, что уже просыпалась – и были чудовищные гравитационные волны, и они с Паскаль ползли на середину каюты, где разница напряжений, казалось, была поменьше. Конечно, проку от этого быть не могло – хватка нейтронной звезды беспощадна. Им оставалось одно: каким-нибудь способом ослабить агонию.
Но где же, черт побери, она находится?
Хоури проснулась, лежа лицом вниз на твердой, как бетон, поверхности. А над ней крутились звезды – точь-в-точь носящиеся по всему небу колеса повозок. В этом движении было что-то неправильное, будто Ана смотрела на них сквозь толстую линзу, простирающуюся от горизонта до горизонта.
Обнаружилось, что двигаться она может. Хоури попыталась встать, но тут же упала.
На ней был скафандр.
Но ведь в «Пауке» она не носила скафандра. Этот же – точная копия того, в котором она спускалась на Ресургем, и того, в котором Силвест отправился на Цербер. Как же так? Ей все приснилось? Но никогда в жизни у нее не бывало таких реалистичных снов. Сколь бы ни был правдоподобен сон, в нем всегда есть внутренние противоречия: начни приглядываться, и вся конструкция вскоре развалится…
Равнина, на которой лежала Хоури, имела цвет остывающего металла. Он сверкал, но не так сильно, чтобы слепить глаза. Местность была плоской, примерно как пляж при отливе. На ней – теперь Ана это отлично видела – был какой-то рисунок. Не случайный, а хорошо продуманный, вроде орнамента на персидском ковре. За одним рядом деталей орнамента следовал другой, пока где-то вдали узор не становился совсем мелким, почти микроскопическим. Вполне возможно, что дальше шли полосы с еще более мелким рисунком – на субъядерном или квантовом уровне.
Фрагменты узора двигались, они то выходили из фокуса, то снова входили в него и никогда не повторялись, непрерывно изменяясь. От этого зрелища Ану вскоре замутило, и она перевела взгляд на горизонт.
Он был совсем близко.
Хоури встала и пошла. Под ногами хрустел блестящий грунт. Фрагменты перестраивались, появились ровные ступенчатые камни, идти по ним было очень удобно.
Впереди что-то появилось.
Оно поднималось над дугой горизонта. Небольшой холмик с цоколем возвышался на фоне звездного купола. Хоури подошла ближе и уловила какое-то движение. Холмик был похож на вход в метро – три низкие стены обрамляли ступеньки, которые вели вглубь этого странного мира.
А вот и фигурка, поднимающаяся по лестнице изнутри. Походка сквозит силой и спокойствием, как будто эта женщина собралась на утреннюю прогулку. В отличие от Хоури, на ней нет скафандра. Она одета так же, как в последний момент, когда ее видела Ана.
Паскаль Силвест.
– Долго же мне пришлось ждать. – Ее голос с трудом донесся до Хоури сквозь безвоздушное черное пространство, что разделяло их.
– Паскаль?
– Да, – ответила та, а потом уточнила: – В некотором смысле. Знаешь, это не так-то просто объяснить. Я столько раз репетировала…
– Что случилось, Паскаль? – Хоури показалось неприличным спрашивать, почему на собеседнице нет скафандра. И почему она не умерла. – Где мы?
– А ты еще не догадалась?
– Да вот представь себе.
Паскаль сочувственно улыбнулась:
– Ты на Гадесе. Помнишь о нем? Нейтронная звезда, та, что притягивала нас. Вернее, не притягивала…
– Я на нейтронной звезде?
– Да. Сомневаюсь, что ты этого ожидала.
– Правильно делаешь, что сомневаешься.
– Я тут столько же, сколько и ты, – сказала Паскаль. – То есть считаные часы. Но я жила под корой, а там события происходят быстрее. Так что по ощущениям я здесь пробыла куда дольше.
– Насколько дольше?
– Лет на десять… хотя время тут в некоторых отношениях вообще не течет.
Хоури кивнула, будто поняла, о чем идет речь.
– Паскаль… пожалуй, тебе бы стоило объяснить…
– Хорошая мысль. Я сделаю это по пути вниз.
– Куда-куда?
Паскаль показала на лестницу, ведущую вниз с равнины вишневого цвета, – как будто соседку приглашала на коктейль.
– Внутрь, – сказала она. – В матрицу.
А смерть все медлила.
Целый час Вольева, включив увеличивающую опцию визора скафандра, наблюдала, как «Плацдарм» теряет форму, подобно неудачному горшку на гончарном круге. Потом он стал растворяться в коре. Она переваривала его, поскольку бой с Цербером был проигран.
Слишком быстро.
Неправильность происходящего давила Вольевой на психику. Пусть близка ее собственная гибель, но все равно тошно видеть смерть собственного творения, тем более что оно погибает заведомо преждевременно.
Не в силах больше терпеть, Илиа повернулась к кораблю, приближавшемуся с неуклонностью кинжала, и широко раскинула руки. Она не знала, принимает ли корабль голосовые команды.
– Иди же, свинья! Давай, убей меня! К черту, не хочу этого видеть! Кончай же!
На коническом корпусе затлел оранжевый огонек внутреннего освещения, – это открылся люк. Вот сейчас оттуда вынырнет какое-нибудь полузабытое мерзкое оружие, может ею самою и созданное в порыве пьяного вдохновения…
Вместо этого появился шаттл и медленно направился к ней.
Если верить рассказу Паскаль, то нейтронная звезда фактически таковой не являлась. Точнее, являлась ею раньше и станет однажды, если не помешает какая-нибудь третья сила. В деталях говорить об этом Паскаль наотрез отказалась, но общий смысл был ясен. Эту нейтронную звезду превратили в гигантский компьютер с невероятным быстродействием, который обладал фантастической способностью связываться со своими прошлыми и своими будущими «я».
– А что тут делаю я? – спросила Хоури, когда они спустились. – Нет, спрошу иначе: а что тут делаем мы? И как вышло, что ты знаешь обо всем куда больше моего?
– Я уже говорила, – ответила Паскаль, останавливаясь на ступеньке, – что пробыла в матрице дольше тебя. Хоури, тебе не понравится то, что я сейчас скажу. Дело в том, что ты мертва… во всяком случае сейчас.
Хоури удивилась меньше, чем сама ожидала. Услышанное от Паскаль показалось ей вполне естественным.
– Мы погибли в колебаниях гравитации, – совершенно спокойно продолжала Паскаль. – Когда приблизились к Гадесу, перепады разорвали нас. Это были пренеприятнейшие минуты, но большинства ощущений нет в записи, так что ты об этом ничего не помнишь.
– В записи?
– Согласно всем законам природы, нас должно было разнести на атомы. В известном смысле именно это и произошло. Но информация о каждом из наших атомов, о связях между ними была преобразована в поток гравитонов, который понесся к Гадесу. Та же сила, что явилась причиной нашей гибели, проанализировала нас и передала все полученные сведения матрице.
– Понятно, – медленно произнесла Хоури, уже готовая принять услышанное как данность, во всяком случае на время. – И что же произошло, когда нас передали матрице?
