Поднял наверх все найденное, выложил-выставил на стол, налил вина в хорошие бокалы.
— Давай выпьем за твое здоровье, — предложил он Иешуа.
— Как это? — не понял ученик.
— Такой у нас обычай: пить вино не просто ради утоления жажды, а за что-то. За здоровье близких, например. За любовь. За счастье.
— И помогает? — не без иронии спросил Иешуа.
— Помогать — не помогает, но пить приятно.
— Тогда давай. Хотя здоровье у меня помощи не требует. Лучше — за мое Воскресение.
— Завтрашнее, — напомнил Петр. — Выпили, закусили сыром с мацой. Небогато, но и на том спасибо. Иешуа поинтересовался:
— А в ваше время вино пьют?
— Еще как! И не столько вино… — усмехнулся Петр. — За две тысячи лет появилось такое количество напитков, причем крепких, сшибающих человека с ног!.. И пьют их, Иешуа, не для того, чтобы утолить жажду, а чтобы нажраться как свинья и вроде бы забыть о своих больших и малых проблемах. Вариант дурмана… А вот изготовление настоящего доброго вина стало искусством. Высочайшим! И пьют вино, как и сегодня, для удовольствия, для хорошего аппетита и, кстати, не больше, чем теперь. Израиль, к сожалению, не принадлежит к числу искусников, хотя свое вино по-прежнему делает.
— А где готовят самое лучшее?
— Во Франции, конечно. Север Римской империи — франки, галлы, дикие народы. Это сейчас они дикие. Все изменится… Да, кстати, именно во Франции вырастет город под названием Кагор, где будут делать красное сладкое тягучее вино, которое в храмах станут выдавать за твою кровь. За кровь распятого Христа.
— Не понял.
— Чего ж тут непонятного? Служба в христианском храме, будь он католический, православный или протестантский, превратится в своего рода театральное действие, где у каждого актера — от высшего церковного чина до самого низшего — появится собственная, веками неизменяемая роль. И все будет так или иначе связано с тобой. Праздник Пасхи — праздник Воскресения Христова. Праздник Рождества Христова. Праздник Крещения Христова — это тот день, когда ты пришел к Йоханану на Ярден… А сколько других праздников, помельче — не счесть!.. Кстати, будет отмечаться и день Усекновения главы Иоанна Крестителя, чего, как мы знаем, не случилось… А святых за две тысячи лет появится — тьма. У католиков — свои, у ортодоксов — свои… А вино кагор в качестве твоей крови… Ну, это будет у католиков вроде бар-мицвы, только обряд назовут причащением и будут давать детям, которые собираются вступить во взрослую жизнь, выпить крови Христа и съесть тела Христа.
— А тело-то из чего?
— Хлеб. В грядущем христианстве окажется много языческих примесей.
— Ортодоксы, католики, протестанты… А есть… как ты назвал? конфессия?.. которая наиболее многочисленна, наиболее сильна?
Петр с секунду задумался. Кажется, пришло время одолжить у Клэр ее роль просветителя непросвещенных. Клэр многого не успела рассказать, Петр успеет куда меньше, но нужен толчок, старт. Подсознательно он понимал, что пусть краткий — бегом! — рассказ о развитии и становлении Церкви, основанной на имени Иисуса Христа, в итоге может привести его, Петра, к так давно разыскиваемому решению о месте и роли Иешуа после неизбежного Вознесения. О котором Иешуа до сих пор ничего не ведает. Пути мысли человеческой неисповедимы…
— Вероятно, и по сей день — католики. Началось-то все с Рима. Уже в следующем столетии знаменитый римский писатель — он родом из Карфагена Тертуллиан напишет о римских христианах:
«Мы недавние. Но мы наполнили вашу империю, ваши города, ваши острова, ваши племена, ваши казармы, дворцы, собрания и сенат». Это — правда: меньше чем через триста лет половина жителей Империи станут исповедовать христианство. А первый христианский храм будет сооружен через двести лет. А через сто лет после строительства первого храма новый римский император Константин, как гласит то ли история, а то ли легенда, в борьбе с соперниками за царство увидит якобы знамение — видение на закатном небе креста, на котором тебя распяли. Он пойдет в битву с твоим именем и победит. И издаст указ о свободе религии. Так закончится трехвековая эпоха яростного преследования христиан в Империи.
— Начало расцвета Церкви?
— Буквально — так.
— Ты что-то имеешь в виду.
— Что-то имею. Лет через сорок после смерти Константина-император Феодосии объявит христианство государственной религией. И все бы хорошо, но только этот момент станет началом уничтожения — вплоть до физического! — любого инакомыслия. Именно при Феодосии власть начнет разрушать языческие храмы и убивать тех, кто не верит в Христа. Грустно, Иешуа, но дух армии Рима-станет духом твоей Религии. Ты остерегал учеников от греха властолюбия и корыстолюбия?.. Триста лет смертей во имя Христа, позорных казней, распятий, триста лет борьбы за право исповедовать то, что ты начал, а твои ученики продолжили, оказались на самом деле еще и годами борьбы христиан не просто за победу Веры, но, прежде всего, за власть и деньги. И борьба эта окажется победной: Церковь получит вволю и того и другого и будет пользоваться обретенными правами и благами, не думая о простых верующих.
— Торжество нашей Веры такими методами?..
— Нашей Веры? От нашей, а точнее, все-таки твоей Веры, тобой начатой и взлелеянной, останется только форма. Римская империя погибнет, разрушенная варварами с севера. Завоеватели очень скоро поймут, что держать подданных в полном подчинении можно только с помощью Церкви, с помощью монотеизма. Раньше римские цезари справлялись с собственными народами могучей армией. Наивные! Армия хороша в ограниченных пределах одной земли, одного народа — с общими традициями, с общей историей. А если началось великое объединение народов или, вернее, их проникновение друг в друга? Тут никакая армия не поможет: она так же не станет единой и крепкой, поскольку набрана будет из разных народов. А Церковь даст всем — и римлянину, и эллину, и франку, и галлу, и бритту, и готу, и гунну, кому угодно! — общие традиции. Пусть насильно даст, пусть навяжет их, но властью гражданской определив власть церковных законов, можно управлять кем угодно и каким угодно числом людей. Проверено веками! Власть — это, прежде всего, страх. Церковь замечательно поняла его силу, которая позволила ей господствовать даже над гражданской властью. Чтобы быть угодной и удобной всем, она впустила в себя много от язычества. Один пример. Верующие опять, как и в годы язычества, стали поклоняться идолам — изображениям всяких святых людей, в том числе твоим изображениям, матери Марии, меня — грешного тоже, Йоханана, множества других, последовавших за нами. Изображения, названные иконами, писались красками на деревянных досках, одевались в золото и украшались драгоценными камнями, им кланялись и кланяются, их целовали и целуют, с ними шли в сражения, они появились в каждом доме, как некая мета безграничной власти Церкви… А главы Церкви — Папы стали сильнее императоров и королей.
