На вершине горы стоял белый дворец в восточно-колониальном стиле — окруженный высоким каменным забором, держащим на расстоянии обступившие его особняки. От маршрута дирижабля дворец оставался в стороне, поэтому рассмотреть его получилось лишь в общих чертах. Огромный центральный купол, усыпанный чем-то блестящим, похоже, вспыхнул еще на восходе — от первых раскаленных солнечных лучей; с треском полыхал и разбрасывал вокруг себя снопы искр, пока дирижабль в свете оранжевых сполохов проплывал над гаванью; и теперь тлел сотнями крошечных угольков, которые волнами перекатывались по его округлым бокам. Остальные четыре купола располагались симметрично по сторонам первого, были в несколько раз меньше и выглядели не в пример скромнее старшего брата. По ним тоже гуляли искры, но как-то нехотя, без особого ажиотажа.
Пельша поймал себя на мысли, что во дворце обязательно должен стоять орган. Не меньше девяти тысяч труб, с превосходным звучанием. И там просто обязан быть просторный органный зал…
— Ну как? — с улыбкой поинтересовался Данедин. — Впечатляет, не правда ли?
Пельша ничего не ответил и лишь прижался к прохладному стеклу иллюминатора горящей от возбуждения щекой. Стекло тут же запотело, город покрылся дымовой завесой — точно при пожаре. Пельша движением руки попытался привести Кетополис в прежнее состояние, однако линии исказились, изображение поплыло, и дирижабль превратился в огромный батискаф, увлекаемый подводным течением в открытое море.
— Я вижу, вы не верите собственным глазам, — прокомментировал его действия Данедин. — Сам каждый раз не устаю восхищаться. Но, — попутчик сделал паузу, — вы еще не видели город во время праздника. Бумажные киты — это что-то. Сиамцы, куда бы их судьба ни закинула, остаются самым загадочным народом на земле.
Гopa осталась позади, и Пельша завороженно замер, глядя на возникшее из утренней дымки здание вокзала. Хрустальная Башня выглядела как на фотографиях: строение колоссальное и в то же время изящное, — но никакая фотография не в силах передать ту величавость, с какой вокзал принимал ставший вдруг совсем игрушечным дирижабль. Несколько сотен окон (безукоризненно чистых благодаря усилиям несметного числа мойщиков) ослепительно сверкали, отражая свет солнца. Основание вокзала терялось среди скопления одинаковых домиков, выглядящих на фоне этого зиккурата откровенными карликами.
Дирижабль дернулся, мучительно заскрежетал корпус, принимая на себя удар пристани. В коридоре что-то упало и под громкие причитания покатилось в сторону кормы. И пока гондола раскачивалась из стороны в сторону, ожидая, когда натянут швартовые тросы, выровняют неуклюжую махину и закрепят, что-то продолжало падать, греметь, вызывая изысканную галлийскую брань.
Раздался торопливый стук, и в дверях появилась взъерошенная голова стюарда.
— Мы прибыли, месье, — сообщил он. — Добро пожаловать в Кетополис.
Глава вторая,
в которой Пельша испытывает потрясение за потрясением, а Данедин невозмутим
Высаживались с лихорадочным нетерпением. Вернее, нетерпение проявил кто-то один, после чего началась всеобщая неразбериха. Задние пассажиры наваливались на передних, передние спотыкались о собственные чемоданы и саквояжи, растягивались на полу, висли на застывших в немой услужливости работниках вокзала — и все это невзирая на попытки стюардов сохранить порядок.
Кричать и ругаться не позволяло воспитание, поэтому пострадавшие надменно сопели, отползали в сторону, где в компании себе подобных зализывали раны.
Интеллигентного вида старичок, оказавшийся в их числе, набивал дрожащими руками трубку; стоящая возле него дама сосредоточенно поправляла парик. Данедин кивком указал на парочку и, усмехнувшись, что-то сказал, но Пельша не расслышал. От толпы он держался на почтительном расстоянии, пропуская к выходу всех желающих, в то время как его спутник ловко протиснулся меж возмущенных тел и теперь с удовольствием рассматривал их со стороны. Данедин регулярно отпускал комментарии, однако сдержанный, вполголоса, ропот легко поглощал посторонние звуки.
Тем временем неразбериха улеглась. Вступившие в союз работники вокзала и стюарды внезапно обрели утерянный было профессионализм — одни оттесняли, другие поднимали, третьи принимали багаж. Тут же подбегали носильщики, проворно грузили на тележки чемоданы (а если была необходимость, то и самих пассажиров), после чего направлялись в зал. Клиенты покорно шли за имуществом, не оборачиваясь и не вертя головами по сторонам.
Благодаря удачному стечению обстоятельств путь был расчищен, и Пельша представилась возможность освободиться из плена. Он подхватил ставший немного роднее чемодан и ринулся к спасительному трапу, где неожиданно застыл с выражением ужаса на лице. Подоспевший сзади стюард взял остолбеневшего пассажира за плечи и со словами: «Будем рады снова видеть вас на борту» — аккуратно вытолкнул с вверенной ему территории.
Пельша ничего не оставалось делать, как мелкими шажками двинуться навстречу Данедину, всеми возможными способами демонстрировавшему нетерпение. Вниз Пельша старался не смотреть — узкая щель между причалом и бортом гондолы открывала взору некую часть города. Затем изображение начинало двигаться, и в «смотровом отверстии» застывала другая часть.
Башня самозабвенно раскачивалась.
И пусть трап жестко сидел в пазах, а провалиться в такую щель мог только страдающий болезненной худобой ребенок, Пельша был вынужден изо всех сил держать себя в руках, цепляясь за холодные перила.
— Спускайтесь, Жак, не злоупотребляйте гостеприимством, — Данедин сделал приглашающий жест. — Дайте людям от себя отдохнуть.
Стюарды и впрямь казались утомленными: они искусственно улыбались, переглядывались, цедили сквозь зубы пожелания доброго пути.
Подкатившего тележку носильщика Данедин отстранил так искусно, что молодой человек остался абсолютно уверен — предполагаемого клиента он хотел обойти сам. Дабы не пришлось повторять обманный маневр, Данедин обнял Пельша за плечи:
— Теперь вы знаете, что значит спуститься с небес на землю, — сказал он.
Лифтер с постным лицом сомкнул створки решетки, надавил на рычаг, и лифт плавно поехал вниз. Мимо проплывали этажи; серые металлические перекрытия между ними остались неокрашенными, и странный контраст, вызванный, скорее, по недомыслию, служил для отдельных туристов добрую службу — не давал захлебнуться от восторга.
— Стоп! — внезапно крикнул Данедин, и перепуганный лифтер рванул рычаг на себя. Сработали тормоза, лифт дернулся.
