Это была окраина подмосковного города Лосиноостровска, тихого еще и патриархального в ту пору. Память об этом топониме сегодня сохранилась только в названии станции Ярославского монорельса, проходящего сейчас по тому же маршруту, по которому в те и более давние годы проходила Ярославская железная дорога. Когда-то здесь со стуком перебирали рельсы зеленые прокопченные да пропахшие креозотом электрички. Подмосковный люд толпился в них, задевал рюкзаками и сумками на колесиках, ругался – хоть крепкими словами, но в целом незлобиво, с пониманием, что в сущности сосед его не виноват в этой толчее и неудобстве… Сейчас же серебристые локомотивы монорельса со скоростью стрелы несут своих пассажиров в Пушкин и Мытищи, Александров и Монино, проносятся над торговыми комплексами и развлекательными центрами этих славных городов, начиная свой путь – взмывая! – с Ярославского терминала транспортного узла «Три вокзала». Станция «Лосиноостровская» – всего одна из немногих на этой ветке, и стоит на ней, как, впрочем, и везде, монорельс всего три минуты…
Когда правительством страны было принято решение сделать из столицы культурно-исторический центр мирового масштаба, из транспорта оставить только трамваи, а всё, что связано с политикой, экономикой и бизнесом перенести в пригороды, бывшие подмосковные села и деревни – Тушино, Беляево, Бибирево, Выхино и другие – получили статус городов сателлитов. И началось строительство… В Лосинке, как этот город ласково называли местные жители, сохранили только старые радующие глаз одно– и двухэтажные строения, снесли все скучные пятиэтажки и построили небоскребы, куда перенесли из Москвы, ставшей музеем под открытым небом, всевозможные конторы и офисы. И бывшая деревня, а на тот момент дачный поселок Свиблово из пригорода Москвы превратился в пригород Лосиноостровска.
В былые времена я частенько посещал эти места. Там была дача моего хорошего друга, поэта, прозаика и книжного журналиста Андрея Летаева. Дача досталась ему от тетки, и он бывал на ней редко, причем, всегда старался зазвать с собой кого-нибудь за компанию. Я с удовольствием отвечал на его приглашения…
Странный народ были дачники той поры. Вроде и небедные были люди, а, едва войдя на свой участок, словно выдыхали широкой грудью столичный воздух и переодевались в такие обноски, что в Москве не одели бы, даже если бы весь день в одиночестве сидели дома в четырех стенах. Чего только на них нельзя было увидеть – и дедовские тренировочные штаны с выцветшим медвежонком и надписью «Москва. Олимпиада 1936», и телогрейки с закатанными рукавами и клоками ваты, торчащими из повсеместных прорех, и вязаные шапочки, что звались еще в эпоху их отцов «петушками», а в те времена даже это малоуважительное название утратили…
Помню, прогуливаясь по территории дачного поселка, видел я такую сцену. Парень лет двадцати с волосами чуть ли не до самой поясницы копал огород, сестра несколькими годами младше него – помогала. В обоих читались творческие натуры – длинные волосы из мужчин в те годы носили в основном художники и музыканты. Обычно представители этих категорий внимательно следили за модой, но только не на даче. На обоих были какие-то бабские кофты и порванные на коленках джинсы. Парень поднял голову, вытер со лба пот и в сердцах сказал:
– Как я с вами мучаюсь!
А сестра ответила ему, словно по заученному:
– Как мы любим!
Оба засмеялись. Я понял, что эта перекличка была у них устоявшимся ритуалом.
– Волосы нечем собрать? – спросил брат. – В глаза лезут.
Сестра протянула ему пушистую, некогда желтую, а теперь уже выцветшую и притом весьма широкую в радиусе резинку для волос. Брат прикинул ее размеры, собрал все свои немаленькие волосы на макушке и перетянул несколькими кольцами. В результате у него на голове получилась своеобразная пальма с желтым стволом и запыленными волосами-листьями. Так он и копал, пока ему это малотворческое занятие не надоело.
– Пойдем, сходим за пивом, – предложил он сестре.
– Пойдем, только я переодеваться не буду!
– Да, ладно. Я вот думаю: мне волосы распустить или так идти?
– Иди так, – ответила сестра. – Ты же сам говорил: нам все по фиг – мы на даче!
И я понял, что они так же, как я размышляли над причудами «дачной моды».
Мне понравилась эта пара, и я долго смотрел им вслед, когда они вдоль чужих заборов шли в местный магазинчик. За одной из калиток залаял крупный пес. Гремя цепью, он с остервенением бросился изнутри на железную дверцу, чем испугал брата с сестрой.
– У у у, ну что ты ревёшь, как стратозябль! – отругал пса брат. Сестра засмеялась. А пес, как будто обидевшись на то, что его обозвали столь жестко, тут же притих и убежал куда-то в глубь двора по своим собачьим делам.
Я же продолжал смотреть вслед брату и сестре и думал: интересно, кто же такой стратозябль? Наверное, какой-то зверь. Я даже потом листал каталог местной фауны, выпущенный Северо-Восточным Подмосковным охотхозяйством, однако не нашел ни зверей, ни птиц, ни пресмыкающихся гадов с таким наименованием. Друг мой, писатель Андрей Летаев тоже помочь мне толком не смог.
– Стратозябль? – переспросил он. – Да, здесь часто так говорят, когда хотят подчеркнуть чей-то громкий голос и свирепый нрав… Но что это такое на самом деле… или кто такой… я не знаю…
Потом же я увлекся описанием недорогих питейных заведений другого города-сателлита – славного своими традициями Тушина – и про стратозябля совсем забыл. И, возможно, не вспомнил бы уже никогда – столько сил и времени у меня забрало мое тушинское исследование, – если бы не случай, произошедший десятилетием позже.
К тому времени Лосиноостровск уже назывался Бабушкиным. Он был переименован по настоятельным просьбам настроенных по-передовому жителей города. В честь уроженца этих мест – знаменитого космонавта Бабушкина.
Имя этого звездного первопроходца, командира Первой марсианской экспедиции, тогда было известно каждому школьнику. Сейчас о нем помнят не так хорошо, как об участниках более поздних экспедиций на Сатурн, Нептун и на край Солнечной системы. Вперед идет наука! Стремительно осваиваются всё новые и новые планеты! Кто сегодня вспомнит поп-звезд прошлого сезона или фильмы прошлогоднего репертуара? Никто! Да, и незачем! Так и с освоением космоса – в тень уходят герои прежних экспедиций, уступают места на пьедестале массового сознания участникам новых…
Всего пара десятилетий прошла, однако Первая марсианская уже стала не просто историей, а уже изрядно подзабытой историей! Теперь нечасто вспоминают космонавта Бабушкина. Тем более немногие знают, что именно в Лосиноостровске он родился и вырос, что местную спецшколу с астрофизическим уклоном он закончил и вообще до восемнадцати лет родного городка не покидал. Даже в Москву он ездил всего только несколько раз на экскурсию – посмотреть на Кремль, Чайный магазин на Мясницкой да крупнейший в Европе открытый бассейн «Москва», ну, еще покататься на трамвае, которого в Лосиноостровске не было.
